1917–1920. Огненные годы Русского Севера - [46]

Но защитить край от немцев, финнов и большевиков при полном отсутствии вооруженных сил, когда власть находилась в руках большевистского совдепа, можно было, только опираясь на помощь союзников, в первую очередь Британии, и привлекая большевистский совдеп на сторону противников большевизма. Эти задачи, особенно последняя, казались абсолютно невыполнимыми, но Веселаго, Звегинцев, Брамсон с ними блистательно справились. И за это их привлекли к следствию, фактически по обвинению в измене, ибо сотрудничество с большевиками расценивалось именно так. Проводя в жизнь свой план в захваченном большевиками Мурманске, им приходилось иногда в той или иной степени демонстрировать большевикам свою преданность. Именно это перевешивало в глазах следственной комиссии их вклад в свержении советской власти на Севере.

Особенно рьяно преследовал Звегинцева, Веселаго и других Городецкий. Он с возмущением говорил о вмешательстве представителя США и о том, что «последнему уже были сделаны указания на нежелательность вмешательства в функции судебно-следственных органов»[247]. За красивыми фразами о независимости судебно-следственных органов скрывалось желание жестокой и несправедливой расправы с человеком, благодаря которому эта власть и эти органы были вообще созданы. Но американцы не дали себя провести красивыми фразами. В феврале 1919 г. Веселаго с помощью американцев выехал за границу, а затем уехал на Восток России, где продолжал борьбу с большевиками. Марушевский писал: «Еще до его отъезда я подробно ознакомился с его делом и поразился, насколько слепа была юстиция. Недаром Фемида изображается с завязанными глазами»[248]. Несмотря на то что все дела по перевороту 6 сентября 1918 г. были прекращены распоряжением правительства и в результате этого никто из сторонников Чаплина не пострадал, судебные власти продолжали преследовать противников переворота. Онежский народный совет был избран в августе 1918 г., уже после свержения советской власти. В скором времени название было изменено на Онежскую уездную земскую управу. Управа выступила решительно против переворота 6 сентября. Активный участник заговора командир Онежского добровольческого отряда полковник де Граве, арестовав членов управы, пытался увезти их на пароходе. Солдаты и милиционеры после вооруженного столкновения с добровольцами освободили арестованных. В результате Граве не пострадал, а члены управы в ноябре были арестованы.

13 января, не зная всех обстоятельств, на заседании ВПСО Чайковский выразил сомнение в необходимости ареста.

21 января, за день до своего отъезда за границу, Чайковский, ознакомившись с материалами дела, на заседании правительства заявил: «…дело, несомненно, связано с архангельским переворотом» и зачитал присутствующим постановление о его прекращении. Городецкий, опять пустившись в юридическую казуистику, заявил протест против решения Чайковского. Но 24 января 1919 г. Чайковский уехал, и, хотя он продолжал оставаться главой правительства, с ним уже мало считались. 24 января Игнатьев на заседании ВПСО «указал на необходимость принятия срочных мер к освобождению из-под стражи членов Онежской Уездной Земской Управы». Городецкий не нашел ничего лучше, как солгать и заявить, что члены управы «не числятся <…> за судебно-следственной властью». Было принято решение правительства об освобождении онежцев[249]. И только после этого они были освобождены.

Другим ярким примером сведения счетов правых с левыми являлся арест и заточение в тюрьму рабочих архангельских типографий, которые, узнав о перевороте 6 сентября, объявили забастовку. Главным аргументом обвинения был факт, что забастовавшие рабочие силой снимали с работы отказавшихся присоединиться к забастовке коллег. 20 декабря Игнатьев на заседании правительства говорил, что все дела по событиям 6 сентября должны быть прекращены согласно постановлению ВУСО. Он напрасно указывал, что освобождение необходимо «в целях успокоения рабочих масс». Городецкий был неумолим, ссылаясь на юридические тонкости, он требовал независимости судебной власти: «…правительству надлежало бы воздержаться от вмешательства в деятельность судебных установлений», заявляя, что они «осуждены не за забастовку, а за насилие над своими товарищами, желавшими продолжать работу»[250].

Мне хотелось бы сделать несколько замечаний. Очень трудно объективно писать о работе репрессивных органов в ходе Гражданской войны. Взаимное ожесточение заходило очень далеко, и часто противоборствующие стороны совершали столь жестокие деяния, что создавалось впечатление, будто они боролись за первое место в страшном соревновании по числу зверств. Но, несмотря на то что я писал об охоте на красных в Печерском крае (см. ниже), в этом страшном соревновании всегда побеждали красные (см. гл. «Падение Северной области»).

Но вопрос о действиях юстиции Северной области, несмотря на ее «вегетарианский» характер по сравнению с карательными органами советской власти, заслуживает отдельного рассмотрения. В первую очередь попробуем дать ответ о числе жертв карательных белых органов. Архангельский краевед А. Л. Кубасов утверждает: «…общее число заключенных, прошедших через тюрьмы и лагеря Северной области, составило 50 800 человек»