1794 - [128]

— Желаю тебе самого лучшего.

— Пожелания ложим в одну руку, говно в другую — какая перевесит. Может, увидимся.

— Это вряд ли…

Анна Стина пристроила детишек и пошла на второй этаж. Еще на лестнице она услышала звук, который никогда не забудет. Жалобное поскрипывание деревянных педалей, жужжание кардана, свистящее шипение шерстяной нити. Могла бы и не заглядывать, но все же заглянула. Три погашенные люстры на потолке, длинные ряды прядильных станков, за каждым — сутулая фигурка.

Она скатилась по лестнице, схватила детей, выбежала на улицу и посмотрела налево — туда, где ее ждал лес. Подальше от города. Потом направо, где огромной жабой разлегся Город между мостами. Три высоченных башни — Большая церковь, чуть подальше — шпиль Немецкой церкви, самый высокий, а еще дальше, уже за пределами Города между мостами, — купол Святой Катарины. Зашла в пустой переулок и дала детям грудь. Майя, поев, немедленно начала довольно гулить, а Карл не стал тратить время по пустякам и тут же заснул. Головка свесилась набок.

Анна Стина подложила ему под затылочек руку. Если не возвращаться в лес, выход только один. Выбора нет. И все равно она долго не могла решиться.

И все же решилась. Деревянный протез Карделя в мешке за спиной то и дело больно впивался в позвоночник.

13

Ветер кружит сухие листья во всех направлениях, пока ему не надоедает игра. Тогда он одним дуновением сметает их в ручеек, а тот, в свою очередь, неторопливо журча между камнями, относит в пролив. Пустынный двор: уже настали осенние холода, и больные вряд ли покинут свои палаты до весны. Кардель, даже пройдя весь путь до Данвикена, с трудом передвигает затекшие после сна на жестком полу ноги. Из-за угла госпиталя вывернулся человек, увидел их и остановился как вкопанный.

— Прошу прощения, господа… мы никак не ждали посетителей в такую, мягко говоря, образцово мерзкую погоду.

Очень маленького роста, в сером длинном пальто и не по размеру огромном парике, который, скорее всего, служит не столько париком, сколько шапкой. Прищурившись, оглядел гостей и, подумав, обратился к Карделю.

— Вы пришли подыскать местечко для вашего приятеля? — Он кивнул на Винге.

Тот заметно нервничал, то и дело кидая обеспокоенные взгляды на угрюмое здание дома умалишенных на скале.

Кардель удивленно поднял бровь. Поднял бы обе, но вторая, рассеченная, все еще была отечной.

— Что за чушь! Мы ищем Эрика Тре Русур, одного из ваших интернов в скорбном доме.

Незнакомец покраснел и, чтобы скрыть смущение, визгливо засмеялся.

— Простите, простите за неловкость… но знаете, в наших краях галлюцинации — дело обычное и, как видно, заразное. Позвольте представиться: Несстрём. Я вообще-то доктор в предместье Катарина, но довольно часто бываю и в этих краях… один Бог знает, как нуждаются здесь в любой помощи. Как же, как же… прекрасно знаю, о каком пациенте идет речь.

Он пошел впереди, показывая дорогу, которую они прекрасно знали и без него. Идти было недалеко. Желтое оштукатуренное здание неприятно ярко выделялось на угрюмом фоне мокрых, темно-серых в черных дождевых потеках скал.

Винге, плетущийся в хвосте, догнал их и сложил руки за спиной.

— А как с ним? Есть какое-то улучшение? — спросил он и получил в ответ исполненный сожаления взгляд.

— Позвольте предположить… это же наверняка были вы? Вы потребовали улучшить условия содержания, не так ли? Благородно, в высшей степени благородно… и смею уверить, к вам прислушались. Ему выделили половину палаты, посередине поставили решетку… да-да. Мера предосторожности. Увы, он до сих пор не в состоянии себя защитить.

На спуске Несстрём то и дело предупредительно указывал на коварные места — не поскользнитесь, господа, на размокшей глине. Дожди, знает ли, да и без дождей… морской воздух отличается заметной сыростью, здесь скользко и в сухую погоду.

— Понимаю, понимаю… состояние, в котором вы в тот раз нашли пациента Тре Русур… удручающее, что и говорить… его удручающее состояние вряд ли способствовало хорошему впечатлению о нашем учреждении. Но, заверяю вас, все изменилось. Я подчеркиваю: заметно изменилось и изменилось к лучшему. Да… я начинал практику здесь, потом довольно долго отсутствовал… личные, знаете ли, обстоятельства… а когда вернулся, был, мягко говоря, возмущен. Что здесь творилось! Грязь, на правила и установления плюют, бедняги предоставлены сами себе… произвол, насилие. Теперь не то. Можете быть уверены: за юношей есть присмотр, все его потребности удовлетворяются по мере возникновения.

— Ну да, как же… возникла потребность — удовлетворили, — буркнул Кардель. — Какие у него потребности…

Открыть ворота оказалось не так легко. Несстрёму пришлось навалиться всей своей небольшой тяжестью. Справившись с трудной задачей, он сделал широкий приглашающий жест.

— Он что-то понимает?

На вопрос Винге Несстрём горестно покачал головой.

— Я наблюдаю за мальчиком довольно долго. Все время проводит в позе, которую ему придадут. Посадили, поставили, положили — не играет роли. Он не шевелится. Разве что покачивается немного, но это наверняка вызвано перемещением телесных жидкостей и, возможно, сердечными толчками. Иногда что-то напевает… я, признаюсь, пытался уловить более или менее внятную мелодию, но потерпел неудачу.