1794 - [126]
— Facilis descensus Averno[45]…
— Вергилий…
— Я причинила тебе большое зло. Прости меня, Эмиль… — Голос Хедвиг дрогнул, она заплакала.
Что на это сказать? В глубине души он простил ее давно, и слова спорхнули с языка легко, как птица со случайной ветки:
— Без твоей помощи, Хедвиг, я так бы и… мой долг покойному брату так бы и остался неоплаченным. Да. Да, я прощаю тебя.
— Ты же знаешь, я любила тебя больше всех. И Сесил тоже…
Он не мог вспомнить — случалось ли когда-то, чтобы сестра его обнимала? Эмиль оцепенел. Какой-то врожденный инстинкт подсказал ему, какую позу принять, чтобы ей было удобней его обнять, как сложить руки для ответного объятия, как погладить голову, прислоненную к его шее… и внезапно Эмиля охватило такое умиротворение, какого, насколько помнил, не испытывал никогда.
12
Не так-то легко нести сразу обоих, Майю и Карла, — они оказались тяжелее, чем ей представлялось. Но странно — тяжесть не обременяла, она казалась естественной и даже приятной. Они пристроились у нее на бедрах. Месяцы жизни в лесу — талия стала тоньше, а округло-выпуклые бедра обеспечили детям удобные места. Решение нашлось простое: связала простыню петлей, скрутила жгутом и перекинула через шею. Детей усадила верхом, каждого на свой конец. Им такое решение пришлось по душе — начали смеяться от удовольствия и изгибаться, стараясь увидеть друг друга — то спереди, то со спины. И ей удобно. Неудобен только мешок — больно врезается в спину на каждом шагу.
Анна Стина вышла на опушку и огляделась. Отсюда хорошо видна крыша Обсерватории и Спельбумская мельница, вяло и беззвучно вращающая огромными крыльями. Улицы в стокгольмских пригородах в этот период года становятся почти непроходимыми. Осенние дожди превращают землю в глинистое болото, и так будет долго, пока не ударят первые морозы. Ноги, как в чулках, чуть не по колено в этой липкой, тяжелой глине.
Город подкрадывается исподволь, словно крадучись. Деревянные халупы, тут и там разбросанные на пустырях, постепенно выстраиваются в тесные ряды вдоль все более ясно заявляющих о себе сравнительно прямых улиц.
Она обогнула пологий холм, миновала пузатую тушу Обсерватории и остановилась, увидев шпиль церкви Адольфа Фредрика. Спросила дорогу у шедшей навстречу женщины с ведром в одной руке и табуреткой в другой.
Осталось совсем немного.
Фасад занимал почти весь квартал. Три этажа, не считая мансардного. Пришлось несколько раз пройти вдоль дома в поисках нужного подъезда. Спросила у водовоза — тот молча махнул рукой: следуй за мной. Она покорно пошла за его тачкой, миновала арку и вышла с другой стороны. Адрес был указан правильно, но оказалось, что Общественный детский приют занимает отдельное здание, в виде буквы «II», с трех сторон окружающее двор. А за калиткой — сад, спускающийся к свинцовой, сливающейся с серым небом воде залива, что носит то же имя: Барнхюсвикен, залив Детского приюта. У самой воды, судя по хриплым выдохам мехов и тяжело-звонким ударам молота, кузница. На веревке, натянутой между деревьями, сушатся выстиранные паруса.
— Оставить, что ли, собралась?
На крыльцо вышла тощая женщина и уткнула в бока вываренные, белесо-малиновые от стирки руки. Анна Стина сделал книксен.
— А можно я посмотрю сначала, как и что?
Женщина склонила голову на бок.
— Намекаешь, как бы им тут хуже не было? Чем с тобой? — И, не дождавшись ответа, продолжила: — Ну-ну… гляди сколько влезет. Кто осудит мамашу… погляди, погляди, как и что. Как не поглядеть… решила избавиться от дитяти, пусть хоть сердце успокоится. Как поглядишь, приходи. Эбба меня зовут, я тут экономка. Тогда и запишем, что и как…
Экономка Эбба внезапно нахмурилась.
— Так их у тебя двое, что ли?
Анна Стина кивнула — да, двое.
— Если я их оставлю… они смогут оставаться вместе?
Эбба ухмыльнулась.
— Если ты насчет этого… постараемся. Но предупреждаю: вдвоем они, скорее всего, тут и состарятся. Если, конечно, лихорадка не приберет… Ладно. У меня дел по горло.
Анна Стина опять сделала книксен, проводила взглядом экономку и стала подниматься по лестнице.
За пекарней и кухней — обеденные залы для мальчиков и девочек, дальше — учебные классы с книжными полками. Библии, катехизисы, книги псалмов в покосившихся, готовых вот-вот рухнуть кипах. Сильный запах уксуса не в состоянии заглушить ароматы, которые он призван заглушать — пахнет немытыми, потными телами, хотя в столовой пусто.
Детей не видно. В позорном углу грубо намалевана фигура осла.
Анна Стина хотел пройти дальше, но дверь оказалась запертой. Она вернулась тем же путем.
Во дворе пожилой дядька в давно отслужившем свой век парике ругался с пекарем из-за цены. Пекарь сложил руки на груди и не желал слышать никаких доводов. Мужчина в парике взял две буханки и постучал ими друг о друга — звук такой, будто в руках у него не хлеб, а два полена. Эта демонстрация не произвела никакого впечатления. Только когда покупатель помахал у него перед носом булкой, покрытой зеленой патиной плесени, пекарь дал слабину.
— Ладно… пять булок за рундстюкке. И то только потому… детей люблю — сил никаких моих нет.
Чуть подальше во внутреннем дворе Анна Стина заметила мальчика, наверняка одного из обитателей приюта. Постарше, лет десяти-двенадцати, в длинном не по росту пальтишке. Черный шарф на шее. Грязная рубаха явно мала, под ней светится посиневшая, в мурашках полоска голого тела. Босиком, несмотря на холод. Он, нелепо раскачиваясь, ритмично работал метлой. Направо-налево, направо-налево… перед ним рос ворох мокрой соломы и свиного навоза. Полуоткрытый рот, пустые, водянистые глаза, опухший язык. Внешность идиота. Мальчик постепенно приблизился к тачке с хлебом. Улучил момент, оглянулся молниеносным движением выхватил булку и спрятал под рубашкой. Глаза на секунду загорелись напряженным вниманием — не заметили ли? — и тут же опять погасли.
Лучший дебют 2017 по версии Шведской академии детективных писателей. Эта захватывающая, остроумная и невероятно красивая книга о темных временах жизни Стокгольма с лихо закрученным криминальным сюжетом и подробно описанным на основе исторических документов городским бытом XIII века прославила начинающего автора, потомка древнего дворянского рода Никласа Натт-о-Дага. Его книгу сравнивают с «Парфюмером» Патрика Зюскинда и романами Милорада Павича. «1793» стал бестселлером в Швеции, а через неделю после первой публикации — и во всем мире.
Мрачный, жестокий, кровавый Стокгольм. Полный несправедливости и абсолютно к ней безразличный. Смерть поджидает здесь на каждом шагу и заберет с собой любого, кому не посчастливилось с ней встретиться. Но порою смерть может стать спасением. По Городу между мостами бродят заблудшие души, которые не могут обрести покой. Живой мертвец, обрекший сотню судеб на раннюю кончину. Молодой охотник, угнетенный тенью покойного брата. И цель его охоты: загнанный зверь, от злодеяний которого содрогнется весь город. В холодном Стокгольме одни пытаются искупить грехи, другие — скрыть свои проступки.
У богатых свои причуды. Мультимиллиардеру Николаю захотелось удивить свою молодую невесту необычным подарком – мемуарами о собственной жизни. И для их написания он нанимает литератора Льва Стасова. Стоило бы отказаться от этой авантюры, но нет. Льву интересно, почему такой богач не мог подарить своей возлюбленной какую-то дорогую побрякушку? Тем более что в сейфе у Николая спрятана уйма старинных драгоценностей. Среди них даже перстень, который, по легенде, принадлежал самой Марии Медичи. Но в одно прекрасное утро драгоценности исчезают.
Наталия Новохатская Предлагает серию развернутых описаний, сначала советской (немного), затем дальнейшей российской жизни за последние 20 с лишком лет, с заметным уклоном в криминально-приключенческую сторону. Главная героиня, она же основной рассказчик — детектив-самоучка, некая Катя Малышева. Серия предназначена для более или менее просвещенной аудитории со здоровой психикой и почти не содержит описаний кровавых убийств или прочих резких отклонений от здорового образа жизни. В читателе предполагается чувство юмора, хотя бы в малой степени, допускающей, что можно смеяться над собой.
Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.
Молодая женщина, известный в сети блогер, однажды исчезла из своей квартиры. Какие обстоятельства стали причиной ее внезапного исчезновения? Чем может помочь страница в «Живом журнале» пропавшей? На эти вопросы предстоит найти ответы следователю Дмитрию Владимирову. Рассказ «Затерявшаяся во мгле» четвертый в ряду цикла «Дыхание мегаполиса», повествующего о судьбах наших современников — жителей больших городов.
А с вами случалось такое? Когда чья-то незримая жизнь играет внутри вас будто забродившее вино, она преследует вас с самого детства и не даёт покоя ни днём, ни ночью. С ней невозможно договориться, у неё нет ни ног, ни тела, ни голоса. У неё нет ничего. И, тем не менее, она пытается по-своему общаться и даже что-то рассказывает. Что это: раздвоение сознания или тихое сумасшествие? А может, это чья-то неуспокоенная душа отчаянно взывает о помощи? Тогда кто она? Откуда взялась? И что ей нужно?
Первый официальный роман по мотивам культового сериала «Нарко» от Netflix. Удивительно подробное и правдивое изображение колумбийской наркоторговли изнутри. Хосе Агилар Гонсалес – sicario, наемный убийца медельинского картеля. Он готов обрушиться на любого врага Пабло Эскобара – и сделать с ним все, что прикажет Патрон. Он досконально изучил весь механизм работы кокаиновой империи, снизу доверху. Он глубоко проник в мысли и чувства Эскобара. Он знает, как подойти к нему даже с такой просьбой, которая другим показалась бы самоубийством, – и получить желаемое.