153 самоубийцы - [44]

Дорогой товарищ редактор!

Я еще не старый человек. Две недели тому назад мне пошел вот семьдесят пятый год. Я – слесарь и конструктор механикоремонтных мастерских, готовлю кадры, беседую с детворой о тех далеких днях, когда я еще работал трактористом в небольшом тамбовском колхозе, и чувствую себя полноценным тружеником коммунистического общества. С тех пор, как в нашей Егоровке открылся филиал Института борьбы со старостью, таких, как я, бывших стариков, в нашем агрогородке больше двух тысяч ста человек. Чувствую я себя отлично и надеюсь черкнуть письмецо в юбилейный номер «Огонька», посвященный семидесятипятилетию Великой Октябрьской социалистической революции. Но так как филиалы Института борьбы со старостью густо рассыпаны сейчас по всей стране, то Егоровке не приходится хвастать высоким процентом граждан старше восьмидесяти пяти лет. Дело обычное. Да и вообще Егоровка ничем особенным не выделяется из многих десятков тысяч населенных пунктов. Дома со всеми удобствами? Всюду дома со всеми удобствами. Отличное шоссе? Всюду отличные шоссе. Музей? У нас действительно совсем неплохой музей (я как раз по совместительству его директор). И это давно уже не редкость в нашей стране. Правда, Егоровский самодеятельный театр дважды за последние девять лет выступал (и с немалым успехом) в Москве, в Кремлевском театре, но и самодеятельных театров в стране нашей не одна тысяча. И ученых, инженеров, писателей и прочих деятелей искусства Егоровка на круг дала не больше, чем многие и многие другие населенные пункты. Словом, город как город. От других не отстаем, но и ничем особенным не выделяемся.

И вдруг, представьте себе, какая неприятность: появились в нашем агрогородке единоличники! Это на шестьдесят четвертом году Октября! Правда, немного – два человека. Супруги Дуголуковы, Николай Егорович и Антонина Ивановна. Кадровые колхозники! Бывшие комсомольцы чуть ли не с самого основания комсомола!

Были люди как люди. Трудились на совесть. Жили неплохо. Два сына – инженеры, дочь Антонина Николаевна – бывшая колхозная доярка, теперь – преподавательница английской литературы, профессор, три книги написала; два внука – лучшие механизаторы нашей Егоровки. И вдруг, когда уже все стали выдавать по потребностям, приходят эти старики Дуголуковы.

«Раз все по потребностям, – говорят, – давайте нам в личное пользование приусадебный участок (от них уже лет пятнадцать как все отказались в Егоровке), корову, двух лошадей, поросят, овечек, поскольку у нас возникла потребность обзавестись собственным, индивидуальным хозяйством».

Уже и соседи их отговаривали, и дети приехали, в ногах у своих стариков валялись, от сраму глаза на улицу казать боялись, да так ни с чем и уехали восвояси.

Уперлись старики, что те быки: желаем и все! Имеем такую потребность, общество от нашей потребности не обедняет. Значит, удовлетворяйте!

Мы к председателю: «Не иди, Иван Петрович, навстречу этой вспышке собственнических настроений, не срами Егоровку!»

А Иван Петрович только руками разводит: «Ничего не могу поделать. Не имею права не удовлетворять, раз всем полагается по потребностям»…

Удовлетворил.

Обзавелись Дуголуковы на старости лет индивидуальным огородом, коровником, конюшней, свинарником, день и ночь возятся со своим рогатым и безрогим скотом. Где только можно, раздобыли висячих и дверных замков, все у них на запоре. Во дворе будка, в будке собака Бобик. На огороде другая собака – Трезор. В комнатах сундуки, в сундуках – мануфактура. Набрали себе – благо бесплатно! – костюмов, шуб, плащей и платьев невпроворот. Принесут домой – и в сундук, под замок. А ходят в самой что ни на есть затрапезной одежонке.

Оно, конечно, товаров на всех хватает, а все же как-то неловко и перед гражданами из соседних населенных пунктов совсем неудобно.

Подсылали к Дуголуковым доктора-психиатра. Осмотрел он их, потолковал с ними и вывел диагноз: «Спазматический собственит». Такая, говорит, наблюдается довольно редкая болезнь переходного периода. Если в тяжелой форме, то довольно трудно поддается излечению; в данном, говорит, случае – случай довольно тяжелый.

Видим, дело почти безнадежное. Но, с другой стороны, сумасшествие у них не буйное, на людей не кидаются. Пускай живут как хотят.

И вдруг приходят они вчера к председателю, зовут его в гости. Удивился Иван Петрович, но пошел. Зачем, думает, связываться с не совсем нормальными людьми? Лучше, думает, я пойду. Вряд ли они на меня будут кидаться, поскольку они знают меня с самого детства. А я воспользуюсь моментом, снова потолкую с ними. Может быть, хоть в этот раз удастся убедить их не позорить свою старость частнособственнической деятельностью.

Приходит. Старуха угощает Ивана Петровича довольно невкусной пищей собственного изготовления (они и столовой общественной не пользовались). Иван Петрович ест и виду не подает, что невкусно. А сам свое думает: как бы ему похитрее перейти к разговору?

И вдруг подымается Николай Егорович и странно так ухмыляется.

«Ну вот! – думает Иван Петрович и, хотя не трусливого десятка, бледнеет, поскольку у него нет достаточного опыта в обращении с сумасшедшими. – Сейчас, – думает, – начнется у Николая Егоровича приступ болезни, и, возможно, потребуется применить силу к старику, который меня чуть ли не на руках в детстве носил».