140% - [63]

Егор глянул на помрачневшего сына в зеркало заднего вида.

— У него была подружка, но они расстались ещё перед выпускным. Она будет учиться здесь, в нашем меде.

— Поступила? — бесцветным голосом спросил Матвей, и его снова спасли зеркальные очки — за ними почти невозможно было определить выражение лица.

— Да, — кивнул Егор.

— Всё ясно, чувства ещё не угасли, — вздохнув, протянул Сергей. — А вот у нашего один ветер в голове, девушки, как расходный материал.

— Это пройдёт, — улыбнулся Егор. — Уж лучше пусть так, чем из-за одной…

Он понял, что говорит лишнее, и замолчал, но друг его не правильно понял, решив, что Егор говорит о бывшей жене.

Матвей же наоборот услышал то самое, что действительно имел в виду отец и поджал губы, мечтая, чтобы отцы сменили тему.

Руслан, повернувшись к нему, заметил, что Матвей нервничает и удивился. За всё время, проведённое вместе, а это два месяца, друг ни разу даже слова не сказал о девушке дома. А теперь выясняется, что есть какая-то мадам, из-за разговоров о которой тот сразу начинает волноваться.

— Ладно, это всё неважно. Главное сейчас — это учёба. Правильно, парни? — прокричал грубым и раскатистым голосом Сергей.

— Да! — хором ответили друзья с заднего сиденья и оба рассмеялись.

Дома их ждал поздний вкусный ужин, приготовленный заранее домработницей, потом все немного посмотрели телевизор и разошлись по комнатам, ссылаясь на усталость.

Матвей, надев майку без рукавов и шорты, бесшумно вышел из дома.

Ночь была тёплой, безлунной, вокруг пели сверчки в темноте. На кругах света от жёлтых уличных фонарей летали огромные жуки.

Лето он провёл в шумной и суетливой Москве, и теперь у него возникало ощущение, что в эти дни он приехал попрощаться с домом. Внутри всё переворачивалось и мучилось, и хотя Матвей уговаривал себя, что это просто ностальгия по детству, в голове всплывали другие образы. Воспоминания и тоска от них постоянно упирались в Тоню. В ту самую девушку, которая весной шла с ним под этими фонарями и признавалась, что переживает за разводящихся родителей, делилась с ним болью.

Всё это время, хотя вокруг был чужой город и нервное поступление в университет, постоянно в глубине души он думал о ней. О такой смелой, искренней, колкой, прямолинейной, чувственной, открытой, даже откровенной, доброй и ранимой Тоне. Но и о расчётливой и любвеобильной. До конца он не верил, что она параллельно с ним встречалась с Ромой Поляковым, может флиртовала, а тогда просто появился повод, чтобы безболезненно с ней расстаться. Правда, гладко всё равно не вышло.

Он вспомнил выпускной и поморщился. Как он весь вечер изображал обаятельного и мужественного, а сам мучился от того, что гордость не позволяет вдоволь наглядеться на неё, такую красивую и почему-то печальную. Тоня была рядом со своими друзьями, на выпускном вся их компания окончательно распалась на маленькие группки, и она оказалась с подругой Мариной и Славиком Румковым. Девушка не танцевала и не веселилась, он постоянно замечал, что она смотрит на него глубоким, поразительно цепляющим взглядом, а потом, когда все они стали собираться встречать рассвет на набережной, он заметил, что её нет среди одноклассников. Марина со Славиком были только вдвоём. Конечно, подойти и спросить о ней он не мог.

Матвей стоял на каменной набережной, чуть подёрнутой утренним зеленоватым туманом, над рекой плавали белые клубы сырости, а небо быстро наполнялось оранжевым светом; и обнимал он совсем другую девушку, уже не помнил, кого именно, но думал о Тоне и переживал, почему её здесь нет. Так он встретил рассвет своей новой — взрослой жизни.

Ночь конца августа всегда навевает какую-то тоску о быстро прошедшем лете, и сегодня Матвей всерьёз жалел, что тогда расстался с Тоней. Ну и что, если они встречались бы. Он ведь всё равно будет приезжать домой, хотя бы на каникулы. А она могла бы его тепло, и даже очень, встречать.

Незаметно для себя он подошёл к её дому и, стоя в густой тени деревьев, смотрел на окно комнаты, которую она делила с братом. Вся её квартира была в темноте, ведь было около двух часов ночи. Наверняка она спала и уже успела совсем забыть Матвея Алексеева. А может быть, девушка гуляла сейчас с другим парнем или подругами, или расслаблялась на танцполе. Летнюю ночь ни одну пропускать нельзя, ведь впереди учёба и долгая зубрёжка.

Он ещё немного постоял и медленно побрёл домой, ощущая плечами, что и в родном южном городе лето подходило к концу. К тому времени, как он зашёл к себе в подъезд, по плечам пополз осенний холод.

* * *

Когда приехал Матвей, и я об этом узнала, лето почти подошло к концу. У меня шла 21 неделя, живот был большой, но я носила свободную одежду и редко выходила из дома. Не то чтобы я сильно переживала из-за сплетен, уже успела насладиться видом бабушек на местных лавочках с отвисшей челюстью, или знакомых из параллельных классов или младше с таким же выражением лица. Ни с кем я не общалась, кроме Лизы и Ромы, и ни с кем не обсуждала то, что беременна. Вообще ни с кем. Даже с мамой только по делу, душу я не изливала.

Может быть и зря, но мне казалось это глупым. Ну, что я к примеру, маме могла сказать? Что я его всё ещё люблю и постоянно думаю о нём? Что в самых своих светлых мечтах вижу, как он приходит ко мне и просит стать его женой? И становится сразу и внимательным отцом и нежным, и заботливым мужем? Всё это она читала на моём лбу. Я была не лучше любой другой девчонки, оказавшейся в подобной ситуации. Мне, может быть, и хотелось вырваться из этого тоскливого круга, но шевелящиеся внутри дети останавливали. Я как будто затихла и превратилась в инкубатор, и сейчас это было важно.