1356 - [102]

— Вот и правильно, сэр Реджинальд. Вот и правильно, — проницательно покосился на него Эдуард.

Опустив забрало, принц ввинтился в плотные ряды латников. Отборные рыцари, долгом которых было защищать наследника престола, последовали за ним.

Его яркий жюпон с двумя четвертями лилий, кощунственно смотрящихся на англичанине для французского взора, не мог остаться незамеченным. Враги взвыли и навалились сильнее.

15

Томас достиг вершины как раз тогда, когда волна французов, прорвавшись за живую изгородь, раздалась в стороны. Те, кому ворваться внутрь не удалось, в нетерпении секли густые заросли ежевики, прорубая в ней путь к врагу. Справа от Томаса кто-то заходился в крике:

— Лучники, чёрт! Лучники, сюда!

Томас соскользнул со спины коня. Его эллекины примкнули к стрелкам на правом крыле, куда французы ещё не добрались. Томас побежал на зов. Ага. Два арбалетчика с павезьерами пробились сквозь колючую путаницу ежевичных ветвей и спокойно отстреливали латников Уорвика. Томас умостил конец лука на выступающем из земли корне и левой рукой согнул тисовую жердину, накидывая правой рукой петлю тетивы на роговую оконечность. Большинству людей подобная операция была бы не под силу, но Томас проделал её машинально, затем достал стрелу с треугольным наконечником и пошёл вперёд, раздвигая плечом латников. Остановился шагах в тридцати от арбалетчиков, скрывшихся за павезами. Вероятно, сейчас они крутили рукояти воротов, натягивая тетивы.

— Я здесь, — раздалось слева.

Томас повернул голову. Рядом стоял Роджер, лучник из Норфолка по кличке Рябой.

— Твой левый, — коротко бросил ему Томас, натягивая лук.

Правая павеза ушла в сторону, открывая замершего на одном колене арбалетчика. Стрелок выцелил кого-то из латников, но спустить курок не успел. Стрела Томаса угодила ему в физиономию, швырнув на спину. Палец рефлекторно нажал курок, и болт взмыл в небеса. Второго арбалетчика свалил Рябой. Едва эллекины разделались с улепётывавшими павезьерами, один из латников Уорвика взревел восторженно:

— Я люблю тебя, лучник!

— Так женись, — пробасил Рябой, вызвав взрыв хохота.

И тут стало не до смеха, потому что французы, нажимавшие вдоль изгороди, добрались сюда.

— Дави их обратно, ребята! Обратно дави! — ярился герцог Уорвик.

Из крупа его дестриера торчал обломанный арбалетный болт.

Томас протолкался в тыл линии латников и побежал влево, командуя своим:

— Ближе к изгороди!

Лучники остались без целей, ибо врагов закрывали свои латники. Кин тем временем собрал лошадей эллекинов на краю леска и привязал к нижним сучьям дубов.

— Сэм! — позвал Томас, — Присмотри за краем изгороди! Увидишь, что ублюдки надумали нас обойти оттуда, дай знать!

Обойти с того края изгородь французам будет трудно, склон там был круче, но бережёного Бог бережёт.

Главная опасность исходила не снаружи, она была внутри изгороди. Французы, пробивающиеся от центра колючей ограды к её концам, напирали, как бешеные, сбившись в ударные группки. Грохотали барабаны, противными голосами выли трубы, всё кричало в уши французам: вперёд, опрокиньте врагов! Опрокиньте, пусть паникуют, пусть бегут в лес, где их переловят и перебьют по одиночке! Пусть настигнет их, наконец, возмездие за то зло, что они годами причиняли Франции! За спаленные хижины и вырезанный скот, за плачущих вдов и взятые замки, за изнасилованных дев и разграбленные сокровищницы. И французы рвались вперёд.

Латники Томаса вступили в бой. Они были на этой стороне изгороди последней линией обороны, и им приходилось держаться, ибо они сознавали: прорванная линия — неизбежный разгром. Карл-богемец стоял, как скала, одним видом своей грозной булавы словно говоря: только суньтесь! И они совались. Вопли мешались со стонами, громыхание — с лязгом. Француз воткнул крюк алебарды в латный наплечник Ральфа из Честера и рванул на себя. Англичанин упал, и второй француз с размаху опустил ему на спинную пластину панциря боевой молот. Томас видел, как Ральф дёрнулся; крика из-за общего гула слышно не было. После второго удара Ральф затих. Булава Карла-богемца скользнула по плечу убийцы честерца, заставив француза шатнуться назад. Секундная задержка, и француз, опьянённый кровью, ринулся на Карла.

Томас сложил под ближайшим деревом лук, мешок со стрелами и начал пробираться к тому месту, где кипела схватка. По пути поднял топор погибшего ратника.

— Эй, ты куда? — удивился кто-то.

Недоумение неизвестного объяснялось тем, что Томас лез в драку, где бились тяжелодоспешные воины, будучи защищён лишь кольчугой и кожаной курткой. Хуктон в передние ряды не рвался, встал за спинами бойцов и рубанул ближайшего противника по голове, вложив в удар всю мощь мускулатуры лучника. Лезвие рассекло шлем с черепом, шею и застряло в грудной клетке. Томас рывком попытался выдрать топор из крошева костей, мяса и гнутой стали. Тот не поддавался. В небо фонтаном брызнула кровавая пыль. Коренастый крепыш решил воспользоваться тем, что Томас открылся, и ткнул его укороченным копьём в живот. Гасконец Арнальдус смазал французу тычок, махнув по шлему секирой. Томас бросил рукоять застрявшего топора и схватился за наконечник нацеленного на него копья. Потянул к себе, надеясь втащить врага в круг эллекинов, чтобы сообща прикончить. Тот сопротивлялся, и копьё не отпускал. Карл-богемец шибанул его палицей по забралу, и оно повисло на одной петле. Француз упрямо тянул копьё к себе, шипя ругательства. Богемец вновь махнул булавой, вбив её конец прямо в усатую, изрыгающую оскорбления физиономию. Француза мотнуло назад, его нос был расплющен, а зубы верхней челюсти сломаны, однако упрямец вцепился в копьё, как приклеенный. Арнальдус с маху опустил ему на плечо секиру, развалив наплечник и бросив француза на колени. Ударом в шею гасконец добил врага и пинком опрокинул на спину.