12 «повестей» Марии Французской - [13]

Примешь ли, друг мой, святое причастие,

Как полагается божьей душе?

Добрая дама, скажу без стыда:

Сердцем Создателя знал я всегда.

Если приму я немедля причастие,

Станешь мне милой подругою? – Да.

Да – говорю – и еще повторю.

Вместе, мой ястреб, мы встретим зарю.

Тетушка! – кличет. – Зовите священника.

Кашляю я, в лихорадке горю.

Тетка испугана: Милая дочь!

Где тут священник? На улице ночь.

Но неужели вы так заболели,

Что лишь молитвою можно помочь?

Тетушка, я задыхаюсь уже…

Холодно сердцу, и смутно душе.

Ах, приведите скорее священника

Вашей измученной госпоже!

Тетка, от страха меняясь лицом,

Все ж за святым посылает отцом.

Тот появился со всем, что положено, —

Рыцарь все принял, и дело с концом.

Господи Боже! Ну что за игра?

Если уж даме открыться пора —

Что за охота выдумывать что-то,

Чтобы себя не стыдиться с утра?..

* * *

…Милая, вся ты подобна лучу.

Я расставаться с тобой не хочу.

Даже без имени, только зови меня —

Кликни, я тотчас к тебе прилечу.

– Страшная тетка сидит и сидит.

Страшная тетка глядит и глядит.

Верит моей лихорадке, проклятая,

Или же все же за нами следит?

Слова не скажет, вечно молчит,

Палкой своей суковатой стучит.

Как я боюсь ее, ведьму носатую —

Выследит, выдаст нас, разоблачит…

Ну вот уже и улетел кавалер молодой.

Дама, плеснувши в лицо себе чистой водой,

Веселая, свежая, красивее прежнего,

Учится жить между радостью и бедой.

Часто к ней друг прилетает, стучит в окно.

Прочее время она читает,

мечтает – не все ль равно,

Что у тебя за дела,

если есть уговор с судьбой.

Впрочем, краса ее

вновь расцвела, сама собой…

Эту красу замечает,

однако, старенький муж.

Что за причина? Он ищет

знака. Сестру, к тому ж,

Расспрашивает: что, если она скрывает

невидимые следы

Того, кто в его саду бывает,

срывает его плоды?..

Сидят старик со старухой,

Гадают два старика…

А над башней, любви порукой —

Полет, полет ястребка.

* * *

Двух дней еще не проходит,

но с этой самой поры

Муж ищет, и муж находит

ключ для своей игры.

Будто бы едет в столицу,

где при смерти его мать.

Но оставляет сестрицу —

слушать и понимать.

Ставит он ногу в стремя —

старый, хитрый дракон.

А у жены – свое время,

собственный свой закон.

Все увидала старуха,

спрятавшись в уголке:

Как ворковали глухо они на своем языке,

Как, разорвавши тучи,

он проникал в ее плен —

Трогательный, могучий,

как спал у ее колен.

И маленькие причуды,

что каждый изобретал,

Как прилетал, откуда, и как потом улетал.

И вот он растаял в далях,

а дама тихо спала…

Старуха все-все в деталях

брату преподнесла.

Все ясно! Тут всем не спится.

У каждого свой каприз.

Но, видимо, нашей птице —

будет сегодня сюрприз…

Заметил ревнивый старец,

расседлывая коня.

Еще мы станцуем танец

с женой на закате дня!

Во имя души и тела,

во славу моей жены —

Мастера оружейного дела

кое-что мне должны…

Не ведаю всех последствий,

не все могу рассказать —

Но тысячу острых лезвий

желаю им заказать.

Тысяча лезвий острых —

для каждого из окон.

Все-таки это мой остров,

и мой на нем будет закон.

А тот, кто нарушил грубо

покой наших милых жен —

Тот встретит открытою грудью

все то, чего стоит он.

* * *

Сегодня пасмурно что-то.

Без свиты, совсем один,

Будто бы на охоту отправился господин.

А в башне – и не ложились.

И женщина ждет, бледна.

Нет мужа – и осветились

два маленькие окна.

Лети ко мне, моя птица!

Весь день у нас впереди.

И ничего не случится

с тобой на моей груди.

Он слышит и разумеет

любви своей пряный зов,

В каждом окне он умеет

открыть старинный засов.

Летит – и не хочет битвы.

Но люди сегодня мстят —

И лезвия, будто бритвы,

на каждом окне блестят.

Он как человек, руками,

хватается за ножи,

И не рассказать стихами

все раны его души.

Сто раз пронзен, кровоточит,

но людям простить готов.

И вот напоследок хочет

сказать им несколько слов:

Я знал, что это случится

со мною в недобрый час.

А все ж нельзя научиться

чему-нибудь, не учась.

Любовь моя, ты не будешь

скучать обо мне тайком,

Ты скоро меня забудешь

с нашим кудрявым сынком.

Как птица и как мужчина

хочу, чтоб ты поняла:

Желаю я, чтобы сына,

ты, милая, родила.

Назвать его следует Йонек —

так принцев зовут порой,

И многих чудесных хроник

он будет главный герой.

И, вскрикнув, он улетает.

Вся в темной крови стена.

И в полный голос рыдает женщина у окна.

…Идет как вдова, бедняжка,

по берегу, у воды.

На ней лишь одна рубашка,

идет и ищет следы.

По каплям горячей крови,

сверкающей, будто нож,

По каплям своей любови —

ты так далеко зайдешь.

Идет себе понемножку, терзает себя саму,

И капельная дорожка

ее приведет к холму.

И шахту насквозь проходит,

и тайный огромный склеп.

И выход наверх находит —

наощупь, как тот, кто слеп.

Что там? Городские стены,

летящие в высоту,

И рынка веселые сцены,

и корабли в порту…

Дальше дорога уводит

из красного янтаря —

Страдалица в храм заходит,

доходит до алтаря.

А за алтарем буквально —

дверь тонкая на петле.

Там дивная опочивальня,

вся в шелке и хрустале.

И что же нашла бедняжка?

Рыцарь, едва живой.

Он дышит часто и тяжко,

но ей кивнул головой.

Ты тут… – говорит. – Ты та же.

Но все же, мой друг, беги!

Семейство мое на страже.

Господь тебе помоги…

Вернешься обратно к людям

и вырастишь нам дитя.

Так часто те, кого любим,

уходят от нас, грустя…

Мой милый! Да как вернуться? Там

Ненависть, ложь, разбой.

Уснуть бы и не проснуться. Позволь