12'92 - [42]

— Мама домой загонит. Говорю же: поругались мы!

Пришлось смириться. Мы дождались Ксюшу и Серёжу-меломана, и поскольку всегда оставался шанс наткнуться в троллейбусе на залётного карманника, я предложил дойти до «Авроры» пешком, благо потеплело. Увы, очень скоро об этом своём решении прогуляться пожалел. Нет, не замёрз. Наткнулись на Кислого.

Что самое поганое — младший из братьев повстречался нам в компании Артёма Захарова и Филиппа Зимина.

Зинка при виде одноклассника вцепилась в моё плечо и прошептала:

— Серёжа, баллончик дать?

— Не нужно, — отказался я, будто между делом сунул правую руку в карман и нашарил рукоять револьвера. — Ты только разнимать не лезь! Усекла?

Девчонка шмыгнула носом вроде как в знак согласия, но веры ей у меня в этом вопросе не было ни на грош. А вот кто точно не собирался встревать в драку, так это Серёжа-меломан. Не сказать, будто он прямо так уж сильно испугался, но шаг явственно замедлил, слегка даже отстал. Ксюше — той всё по барабану, как болтала без умолку, так и продолжила что-то приятелю рассказывать.

Когда поравнялись, Кислый презрительно скривился, но не сказал ни слова, Захаров и вовсе отвёл взгляд. Зато Филя, самый здоровым из них, весь так и набычился, зло зыркнул исподлобья. Точно бы плечом зацепить постарался, да только шагал с другой стороны, а специально нарываться не стал. Разошлись.

Фильма я толком даже не смотрел, мысли другим заняты были. Как ни крути, но Бычок начал становиться проблемой. Он и Лемешеву жизни не даёт, и на меня, того и гляди, прыгнет. И как бы Кислые его специально не подзуживали. С этих утырков станется. Ладно мы сегодня случайно пересеклись, а дальше?

Дальше — ничего хорошего. Что называется: «жопой чую».

Вот только и вариантов разрешения ситуации так сходу придумать не смог. Это если бескровных. Так-то всё просто: или ты, ли тебя, но не хотелось до таких крайностей доводить. Если Бычка сломаю, менты точно дело шить начнут. Да и невозможно постоянно настороже быть, любого врасплох застать можно, а там и до заезда в больничку недалеко, а то и сразу на кладбище. Мне б на опережение сработать.

Но как? Нет ответа.

После кинотеатра мы заглянули в кафе, а по возвращении домой Зинку к себе я не потянул. Но предложить — предложил, та пообещала зайти попозже. Может быть. Если получится.

— И так орать будет, — вздохнула она, отстранившись после длинного поцелуя, и утопила кнопку дверного звонка.

Я задерживаться на седьмом этаже не стал, но поднялся лишь на половину пролёта, когда Зинка окликнула:

— Серёжа! Тебя папа зовёт. Зайди!

Ну конечно! Деньги же!

Пришлось спускаться. Тётя Софья моему визиту нисколько не обрадовалась, но Борис Ефимович недовольство жены проигнорировал и велел проходить на кухню.

— Разговор есть, — заявил он, тем самым меня изрядно удивив.

— Не пейте только! — потребовала Зинкина мама.

— Сказано же: поговорить надо! — буркнул Борис Ефимович и даже дверь на кухню закрыл, чего не делал на моей памяти никогда.

Та хоть и была со стеклянной вставкой, звуки голосов приглушала достаточно сильно, и даже этого соседу показалось мало, он включил радиоприёмник.

— Случилось что? — забеспокоился я.

— Случилось, — подтвердил Борис Ефимович, который, впрочем, не выглядел ни расстроенным, ни раздосадованным, скорее уж самую малость воодушевлённым. — Но не у нас.

— Это как?

Но собеседник от пояснений воздержался, начал разливать по чашкам ароматный чай и перевёл разговор на деньги:

— Гуревич рассчитался уже?

Я сидел спиной к двери, поэтому выудил переложенные в карман штанов купюры, кинул рубли на стол, занялся подсчётом валюты. Борису Ефимовичу причиталось чуть больше семисот сорока долларов, отсчитал семь сотен, остальное добил деревянными.

— Долг не надумали возвращать? — уточнил после этого.

Зинкин папенька поскрёб залысину, потом разрешил:

— Двести долларов забирай, пожалуй. Тебе ведь не горит с остальным?

— Не горит, — подтвердил я, убирая деньги. — Так что стряслось?

Борис Ефимович выставил передо мной кружку с чаем, передвинул в центр стола вазочку с печеньем и сам уселся напротив.

— Директор наш на «волге» в зад иномарке въехал, а там какие-то непростые люди оказались, на пушку его взяли.

— Что непростые — это понятно, — усмехнулся я. — Простые на иномарках не ездят. А на пушку — это как? У них ствол был?

— Не, — покачал головой сосед, — но насели на него здорово. Заставили бумагу подписать, что он в аварии виноват и обязуется за повреждения заплатить. Ещё «волгу» забрали, он им генеральную доверенность выдал.

— Лихо! — присвистнул я. — Гаишников не вызывали?

— Какой! Он когда пришёл, весь как осиновый лист трясся. Его так застращали, что чуть заикаться не начал.

Я задумчиво хмыкнул. Непростые люди — это одно, но тут автоподставой попахивало. Сразу вспомнилось плёвое дельце, которое летом Гера Буньков предложил, вот и уточнил:

— Бандиты?

— Не исключено, — со вздохом признал Борис Ефимович. — Велели деньги собирать и какую-то нереальную сумму, чуть ли не два миллиона, озвучили. Представляешь?

— Пусть милицию вызывает, — посоветовал я, прекрасно отдавая себе отчёт, что разговор этот сосед затеял совсем не просто так. Но вот к чему именно всё идёт, пока не понимал, и это напрягало сильнее всего. Если бы Борис Ефимович собирался ссудить директору денег, он бы мне двести долларов точно не отдал. Тогда что?