11-я поправка Уэша - [2]

— Срок лицензии вышел… — вздохнул отец.

Больше всего Ластик боялся, что мужчины опять сцепятся между собой: в последнее время у них то и дело возникали ссоры. Отец не хотел продавать дом и уезжать из города. Дед настаивал. Иногда казалось, они вовсе и не родственники — настолько разными были эти двое. У одного — грубоватый сленг, скупая основательность в движений, вечно занятые работой руки и готовность рисковать, идя напролом. У второго — чистая речь, неуклюжая угловатость жестов, вечно занятая размышлениями голова и предельная осторожность в решениях.

— Ничего, я в старых похожу, — торопливо произнёс Ластик, умоляюще глядя на деда. — Им же сносу нет, сам говорил!

Тот взглянул на внука и чуть слышно хмыкнул. Но спорить не стал, не желая расстраивать мальчишку.

3

Одеты они были в безликие силовые куртки, отчего выглядели как братья: одинаково широкоплечие, угрюмые, коренастые, с толстыми шеями и бритыми черепами. У одного были усы — почти седые, грубые, мужицкие. У другого — опалённая бровь над левым глазом.

— Фама Стегг? — поинтересовался Усатый, взглянув на наручный браслет, как в старинных фильмах герои смотрели на часы.

— Гони деньги, Фама! — просипел из-за его плеча Однобровый простуженным басом. Толстыми пальцами он сжимал банку «Опохмелина», уже наполовину пустую.

Вышедший на крыльцо отец нервно посмотрел на гостей и торопливо прикрыл за собой дверь, оставляя Ластика в доме.

— Кто вы такие?

— Коллекторское агентство «Радость встречи», — представился Усатый. — Кредитор передал нам право на взыскание с вас долга по закладной земли.

— Хана тебе пришла, Фама, — вклинился Однобровый, шумно отхлёбывая из банки. — Смекаешь, босота? Работы нет, бабла нет, долгов куча. Нам таких в городе не надо.

На его бритой голове и волосатых руках вспыхивали и гасли наколки: черепа, кости, клыкастые уродливые морды неведомых тварей вперемешку с матерным граффити и пылающими в огне пожаров зданиями. Казалось, он пылал изнутри подобно некоему адскому созданию. Из окна Ластик видел, как напрягся отец, но голос у него остался спокойным.

— Попрошу предъявить документы, — потребовал он. — И пусть ваш спутник прекратит мне угрожать.

— Это ознакомительный визит, — вежливо ответил Усатый. — Вам следует погасить долг в течение десяти календарных дней.

— Слышь, Фама, я те по-простому заясню, — его спутник допил «Опохмелин», шумно отрыгнул и, смяв банку, бросил её под ноги отцу. — Гаси долг либо катись на помойку. А то некоторые продолжают гондоны штопать, пока с их детьми что-нибудь не случится. На наркоту подсаживаются, например.

Он похлопал по карманам куртки и вытащил голографическую шутиху — разноцветную пластиковую трубку с тонким шнурком. Держа одной рукой за корпус, другой громила дёрнул шнурок, и в тот же момент последовала ослепительная вспышка, после которой во дворе появилось полупрозрачное светящееся изображение — девчонка, похожая на их маленькую Бульку, истерически хохотала, находясь под кайфом.

— Я иду в полицию, — внезапно севшим голосом произнёс отец. — Напишу заявление об угрозе жизни и здоровью моей семьи со стороны…как вас там?… агентства «Радость встречи».

— Заявите на нас? — удивился Усатый, издевательски глядя на хозяина дома. — Я вам не угрожал. Если вы про своего гостя, — он кивнул на спутника, — то я с ним незнаком. Более того, в нашем агентстве он не числится. До свидания, Фама Стегг! Рад был с вами познакомиться и, надеюсь, радость нашей встречи была взаимной.

— Сколько твоей девчонке, девять? — осведомился, пылая наколками, Однобровый. — Жалко её, ничего в жизни и не видела ещё.

В следующий момент отец резко выбросил свой чахлый кулак, стремясь угодить говорившему в зубы. Но тот был начеку. Лениво, безо всякой суеты, выставил навстречу ладонь, а другой рукой резко, со знанием дела, заехал должнику в бок, отчего тот согнулся и осел на крыльцо, жадно хватая ртом воздух. Ластик выскочил из дома и бросился к отцу.

— Всё нор… нормально, — держась за бок двумя руками, успокоил его Фама.

Во дворе продолжала хохотать голографическая наркоманка. Она успокоилась только через полчаса, напугав и взбудоражив всех соседей.

4

Сенатор Уэш смотрел с экрана так, словно находился тут же, рядом со своим зрителем, а не в Зелёном Доме, где заседал избранный городской Совет. Это был фирменный взгляд Уэша, проникновенный и убедительный.

— Добрый вечер, господин Председательствующий! — начал он. — Добрый вечер, господа сенаторы! Сегодня исполняется ровно тридцать лет со дня исторического заседания, на котором были приняты Седьмая и Восьмая поправки к Закону о Всеобщем избирательном праве. Благодаря этому решению жители Города получили возможность свободно распоряжаться правом избирать Совет, а через этот представительный орган — и Городского голову. Мне посчастливилось принимать участие в том самом заседании, и я отчетливо помню как трудно, «с боем» проходило принятие поправок. Сейчас мы можем с огромным удовлетворением заявить, что это смелое решение полностью оправдало себя. Что толку иметь право избирать, если ты не можешь его продать, подарить, завещать, заложить — иначе говоря, полностью владеть им и свободно распоряжаться? Знаменитая «Седьмая» устранила этот нелепый недостаток, очистила закон от замшелых, давно отживших своё древних догм, а Восьмая — понизила избирательный возраст граждан с 14 до 11 лет.