101 Рейкьявик - [6]
Сканируем местность. Я протираю очки. Весь «К-бар» — одна комната около тридцати пяти квадратных метров. Битком набитая. Как пачка сигарет (20 шт.). Одну я закуриваю, освобождаю место в пачке, протискиваюсь сквозь танцующих. «Girls on film, girls on film»[18].
Duran Duran. Натыкаюсь локтем на одну из грудей, произношу пару раз вялое «хай», и меня вытряхивает к стойке, как шарик в лототроне, который сегодня вдруг оказался выигрышным. Притом единственно верным: я очутился рядом с Ловой (ц. 15 000).
Первый наезд:
— Ой, привет! Ну, как ты после вчерашнего?
— А-а, ты там тоже вчера была…
— Ну, так уж я тебе и поверила, что ты ничего не помнишь!
Это только одна из шестнадцати фраз, которые произносятся здесь в данный момент. Лова — это как бы 68-я программа. Надо шестьдесят восемь раз переключить канал, чтоб добраться до нее. А пока добираешься, постоянно натыкаешься на что-нибудь поинтереснее. Сегодня за стойкой Кейси. Кейси Крэмбой. Он дает мне три больших стакана пива. Лова ловит меня. И начинает:
— А-а, ты пьешь? А я думала, ты ваще не пьешь. Я ваще ни разу не видела, чтоб ты напился. Я думала, ты недееспособный.
Ну, пошло-поехало…
— Да, я недееспособный. С самого рождения. Меня, наверно, родили во время пьянки, с тех пор я ни капли в рот не беру. Наверно, потому что у меня папа алкаш, а мама лесбиянка, я сегодня тоже решил сменить сексуальную ориентацию и торжественно это отмечаю, понимаешь, я решил дойти до конца, чтобы не посрамить свой род.
— Bay!
Мне удается передать ребятам стаканы пива, никого не облив, а рядом есть свободный столик. То есть свободны стулья вокруг него, а на самом столе танцуют две цыпочки (ц. 15 000 и 25 000). Садимся и сидим. Смотрю на оранжевые колготки надо мной, выпуская из себя дым. Трёст и Марри, осклабившись, смотрят на меня. Трёст наклоняется к уху:
— How much?
Когда говорят по-английски, меня это всегда добивает. Что-то в этом есть такое несуразное. А Трёст хотел спросить: сколько бы я заплатил за ночь с этой, в оранжевых колготках? Это так, между нами, наша оценка женской красоты.
Присматриваюсь к ней повнимательнее. Там, где кончаются колготки, начинаются светлые волосы. Длинные, как световой год. А мозг еще дальше. В танце трудно нащупать глазами священное лоно, даром что юбка — мини; а вот груди ладненькие, груши в банке, не застят лицо, вырезанное из фотографии класса Коммерческого института, — ничего особо мощного. Это «пони».
— Ну, тысяч двадцать пять…
— Да нет, больше.
— Ага. Тридцать за ночь минус пять за обучение.
— Хей ли…
Эту фразу Трёст совсем недавно слизал у меня. А раньше он всегда говорил: «Yes, sir!» или «Олрайт!» Осматриваю местность. Тридцать процентов знакомых рож, остальное — какие-то номера. Какой-то народ с более новыми и более совершенными номерами. Эйглоу Манфредс (ц. 75 000) тоже тут. Она дикторша. Эй-глоу day-glow. Трёст как-то сказал, что отдал бы за нее левую руку; а он левша. Не думаю, что Эйглоу была бы в восторге от однорукого. Хотя спать у него «под крылышком», пожалуй, удобнее. Сигрун всегда хотела спать у меня «под крылышком». С тех пор крыльями не махал. А с Эйглоу Манфредс я даже не разговаривал, она просто дала мне свою изжеванную жвачку. Дора (ц. 25 000) тоже здесь, и Магга Сайм (ц. 30 000). И Тимур, — сидит в углу за своим столом, жирный агрегат с ZZ-Тор-овской бородой.
«К-бар» мне по кайфу, потому что здесь всегда давка и музыка всегда на полную мощность. Так что не приходится ни танцевать, ни разговаривать. Сидим. «Scream»[19]. Майкл Джексон. И Дженет (ц. 3 500 000). Парят надо мной. А я парюсь. Херта Берлин тоже здесь (ц. 150 крон. Как автобусный билет. В один конец). Она хочет подсесть к нам. Нет! Как сказал Снорри Стурлусон: «Не наезжайте на меня!»[20] Она взгромождается на стол и бесцеремонно сметает оранжевые колготки локтем. Цыпочки чуть не валятся прямо на Трёста, но успевают опереться о стенку. Они еще совсем малолетки и не догадываются отпихнуть Херту ногой, они перешагивают на другой стол. Каблук одной из них погружается в расплавленный воск от свечки. Херта сидит на столе. Ляжки напружиниваются. Хорошо хоть, она в джинсах «Ливайс», они выдержат. Улыбается до ушей. Чего ей надо? Чтобы я посчитал у нее зубы? Марри в свое время вписал ее к себе на хату, где-то в конце прошлого десятилетия. «Everybody’s got a hungry heart»[21]. Второй наезд:
— Привет, Хлин? Ты, говорят, сексуальную ориентацию сменил? Ну, так я и знала. А у тебя вообще кто-нибудь был?
— Только беспроволочным путем.
Выхожу в туалет. Надо пройти мимо Холмфрид, она мне «хай», я в ответ: «Ай!» Мочусь в писсуар и смотрю на желтую стену, вижу, что на ней написано: «Моя мама лесбиянка». Возможно ли? Разве все так серьезно? Лолла.
Первый, второй и третий наезд.
На обратном пути мне снова идти мимо Холмфрид. Я не знаю, что сказать. Она:
— Ну, как ты?
— Я? Да ничего, — отвечаю я.
— Чем могу служить? — шутит она.
А мне послышалось: «Тебе не жить».
— Ты почему так говоришь?
— А? Что я говорю? Я просто спросила, я же не знаю, что ты от меня хочешь… Как у тебя дела-то?
— Да ничего… Я вообще… Работаю…
— Работаешь, значит?
«Женщина при 1000 °C» — это история жизни нескольких поколений, счастья и драм их детства, юношества, их семейных и личных радостей и трагедий. Это история нескольких европейских народов, рассказанная от лица женщины, которая и в старости говорит и чувствует, словно потрясенный подросток. Вплетенная в мировую исландская история XX века предстает перед читателем ошеломляющим триллером; язык повествования, в котором остроумие, чувства и отказ от табу составляют ярчайший авторский стиль и рождают выдающийся женский образ.
Писатель и художник Халльгрим Хельгасон — одна из самых ярких фигур в современной исландской культуре. Знаменитый фильм «101 Рейкьявик» снят по мотивам его одноименного романа. Беспощадная ирония, незаурядный талант пародиста и мастерское владение словом принесли Халльгриму заслуженное международное признание. Его новый роман «Советы по домоводству для наемного убийцы» написан автором на исландском и английском языках. По неверной наводке профессиональный киллер Томислав Бокшич убивает федерального агента.
Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.
Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.
Les trois mousquetaires.Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.
Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.
В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.
Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…