101 Рейкьявик - [8]

Шрифт
Интервал

Мы трехмашинно подкатываем к дому № 9 в Стангархольте. Хозяин — Хёйк Хёйкссон, фанат Talking Heads. Квартирка для продолжения вечера слишком роскошная. Настроение «Салем». На журнальном столике стекло, такое же священное, как виниловая пластинка «Speaking in Tongues»[25]. Диски Дэвида Бирна на стеклянной полке, будто бабушкин фарфор.

Сперва мы перепутали этаж; пошли на звук, который раздавался этажом выше. Бронебойная музычка (Metallica: «Seek and Destroy»[26]), а к двери подошел такой сорокалетний лонер, свитероносец с редкими волосенками. Он пригласил нас войти, но здесь что-то нечисто, никого больше не видно, а мы видим эту хитрость насквозь: одинокая душа в двуруком теле хватается за соломинку, когда у соседей веселье, хочет, чтоб все думали, что это у тебя. Я все же присаживаюсь на секунду и вспоминаю басиста «Металлики» — Джеффа или Клиффа Бертона. Вычеркнут из списка живых в какой-то глухомани в Швеции. Кажется, в 86-м. Шагнул в вечность со шведской наледи. Девчонки с сигаретами ходят вокруг свитероносца. Я встаю и заглядываю в спальню. Лучше бы он оставался там. Это такой тип, что ему лучше не выходить из спальни. Она напоминает огороженный участок, где ведутся археологические раскопки. Могила. Это называется захоронение. Складки на постельном белье, сформированные его большим телом, — как слои породы, оставшиеся после того, как вынули кости. Земляное ложе. Вот. Земляное ложе. Вот именно так я всегда чувствую себя с утра: будто одеяло полно земли. У меня в кармане женские духи («Трезор»; украл флакон на одной тусовке у Лильи Воге (ц. 80 000)), я прыскаю чуть-чуть ему на подушку. Это похоронит его окончательно. Больше он отсюда не выйдет. А он уже собрался с нами вниз, на вечеринку, но я пресекаю это блестящим маневром — пшикаю на него духами и говорю: «Баба!»

— Извращенец какой-то, — говорит хофийская подруга (ц. 1690 крон), когда мы выходим в коридор. — Ты видела, в каких он был носках?

— Нет, — отвечает хофийская подруга (ц. 1490).

— То есть как, они у него розовые. В розовых носках мужик. Ты прикинь!

Я вытаскиваю один — заношенный, вонючий, — из кармана и машу у них перед носом. Цвет тот же.

— фу! Что ты вынул? Ты что, украл у него носки? Эй, Хлин, чего тебе ваще надо? Ты ваще нормальный?

— Больше нет. Я сегодня сменил сексуальную ориентацию. Ты до сих пор не знаешь?

Холмфрид уже спустилась на следующую лестничную площадку и глядит на нас.

— Что такое?

— Ничего. Просто Хлин Бьёрн сменил сексуальную ориентацию.

Она пожирает меня взглядом, а я изо всех сил напрягаю свои глаза, чтоб она не сожрала их без остатка. Оставьте мне немного белка. Она улыбается и поворачивается к подруге за 1490:

— Да это так, одна из его сентенций.

Это «продолжение вечера» у Хёйка Хёйкссона, фаната Talking Heads, — полное бездурье. То есть никакой конопели не предвидится. Однажды я попал на одну такую же тусовку, и там была актриса, какая-то театральная каравелла, которая, войдя, сказала: «Друг мой, зачем привел ты меня в сей ужасный дом?»[27] Вот оно как бывает. «Burning Down the House»[28]. Над диваном какое-то надругательство над холстом в рамке, которое, наверно, стоит бешеных денег. А под ним на диване — не вяжущие лыка рио-трио ностальгируют по времени, когда они были скаутами, Гив ас э брейк[29]. В кухне визгливо хохочет женщина, словно пытаясь доказать, что ее стоит оставить в живых. Я решил глянуть на нее. Это омужонка. Ц. 10 000. Я откидываюсь в кресло рядом с каким-то «цимбалистом», напротив одного cпилберга местного разлива, который озвучивает потрясную идею нового киносценария. Про инопланетян, которые прибывают на землю в контейнерах.

— …а мы еще не знаем, что в это время они раздобыли машину и снова гонятся за ними. И тут-то — хоп! — оказывается, это космический корабль. Как космический? А вот так. Ха, ха. Ну знаешь, корабль. Космический. И они уплывают, да? Нормально, да? Нормально!

Цимбал говорит «да», но тут его неожиданно успевают одамить и увести прочь. Нет!.. Тогда спилберг поворачивается ко мне. Ему осталось обсудить «финансовые дела» своего предполагаемого фильма. Руби-Тьюзди! Мне влом говорить с людьми — вот так, наедине. В четыре уха, и все такое. А он смотрит мне прямо в глаза. Не надо смотреть мне в глаза. Лучше бы он сразу вогнал в них булавки. Я выстреливаю сигнальной ракетой.

— Эй, Хофи!

Ее лицо оживает, словно на кукурузные хлопья налили молока. Оно тихо булькает, когда Хофи подходит. Прошу у нее закурить, хотя у меня у самого есть. Эвакуация. Она присаживается на подлокотник. Спасательный вертолет. Операция тщательно спланирована. Я госпитализирован.

Мы идем по улице Лаунгахлид. На часах 600. До рассвета еще целых пятьсот лет. Может, церковь на Хаутейг[30]. К тому времени станет достопримечательностью для туристов? Американцы в шортах в парниковую жару читают в путеводителях и смотрят наверх: «That’s really amazing!»[31] — и японцы со своими фотоаппаратами. Мы с Холмфрид идем домой. Еще одна поездка на природу — на улицу Бармахлид. Домой, к диванным полям, вечно меняющему цвет блаженному царству. Когда вернусь домой в долину сна… Похоже, спать я буду у нее. Она берет меня под руку. Нет! Не катит. Навстречу может проехать автомобиль, свежепроснувшиеся глаза за рулем, и мысль: «А-а, Хлин Бьёрн с этой…» Никогда не бывает, чтоб к этому относились нейтрально: просто двое невинных идут по делам. Два плотника идут на работу. Не-ет. Вечно эта рука на тебе, над тобой, обвивает тебя. И взгляд — такой искренний. Словно пациент на операционном столе пытается поймать взгляд хирурга. Это всего лишь операция. На самом деле к презервативу должны еще выдавать дополнительное снаряжение: халат, резиновые перчатки, сеточку на волосы, маску. И все расходятся по домам с маленькими медицинскими сумочками, ночными наборами. Белую простыню с дыркой — на даму.


Еще от автора Халлгримур Хельгасон
Женщина при 1000 °С

«Женщина при 1000 °C» — это история жизни нескольких поколений, счастья и драм их детства, юношества, их семейных и личных радостей и трагедий. Это история нескольких европейских народов, рассказанная от лица женщины, которая и в старости говорит и чувствует, словно потрясенный подросток. Вплетенная в мировую исландская история XX века предстает перед читателем ошеломляющим триллером; язык повествования, в котором остроумие, чувства и отказ от табу составляют ярчайший авторский стиль и рождают выдающийся женский образ.


Советы по домоводству для наемного убийцы

Писатель и художник Халльгрим Хельгасон — одна из самых ярких фигур в современной исландской культуре. Знаменитый фильм «101 Рейкьявик» снят по мотивам его одноименного романа. Беспощадная ирония, незаурядный талант пародиста и мастерское владение словом принесли Халльгриму заслуженное международное признание. Его новый роман «Советы по домоводству для наемного убийцы» написан автором на исландском и английском языках. По неверной наводке профессиональный киллер Томислав Бокшич убивает федерального агента.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.