1000 и 1 ночь с врагом - [11]

И хотя четыре года тюремного заключения не повредили её психофизическому развитию, всё же оставили неизгладимый след в душе. Отец много раз велел осматривать и проверять её на предмет каких-либо отклонений, но всё обошлось. Вскоре к ней приставили лучших учителей, вот только образование давали намеренно ограниченное, чисто женское: танцы, рисунки, вокал, вышивание, и совсем немного — грамматики и математики, тогда как принцесса жадно стремилась к знаниям и сбегала в библиотеку, где могла прятаться часами, пока о ней кто-нибудь не вспоминал. Единственными из преподаваемых ей уроков, которые Хелен действительно нравились, были уроки верховой езды. А вот в просьбе научить обращаться с оружием отказали — не женское дело, и всё тут. Вообще-то такой подход к её образованию был в корне неправильным и нарушающим традиции, ведь именно она должна с восемнадцатилетием стать королевой, но все прекрасно понимали, что пока жив её отец, ей это не грозит. Конкретно это Хелен только радовало, но всё же ей не хотелось, чтобы её роль заключалась лишь в последующем замужестве и воспроизведении наследника. Даже знания о магии ей давали только поверхностные, самую основу, утверждая, что всё остальное она узнает только в академии, и вообще, у неё какой-то странный дар, подход к которому она должна найти сама. Хелен старалась быть в курсе всех последних новостей, выясняя их окольными путями, неплохо разбиралась в цифрах, в политике и даже в военно-стратегическом деле, и тренировалась сама, по возможности привлекая слуг, но это, всё же, не то же самое, что если бы её обучали опытные воины, экономисты и политики. А между тем принцесса находила потраченное на это время куда более интересным, чем балы или уроки этикета.

Но более всего Хелен расстраивало не то, что её рассматривают как глупую куклу, а то, как правящая элита относится к своей стране: большинство, в том числе и сам король в последнее время проводят дни в праздном веселье, упорно игнорируя тот факт, что на них надвигается серьёзная внешняя угроза и Ористина зажата меж двух огней. Да и внутренняя политика оставляла желать лучшего: после кровавой Гражданской войны и интервенции страна лежала в руинах, и многим это было глубоко фиолетово. Попытки что-то изменить были вялыми и жалкими, ни у кого не было энтузиазма, и страна походила теперь на живущего по инерции обречённого, который смирился с тем, что ему остались считанные дни.

Это жуткое сравнение до глубины души пугало принцессу, потому что она свою страну знала и любила, чувствовала, но ничего не могла изменить. Любая её попытка собрать вокруг себя более-менее умных и адекватно оценивающих обстановку людей тут же пресекалась бдительно следящим за этим королём, у которого развилась немаленькая паранойя.

Передёрнувшись от этих мыслей, будто стряхивая их с себя, принцесса вдруг озорно улыбнулась. Ей вдруг так невыносимо захотелось пробежаться по городу, что она, забыв обо всём, забралась в кусты и, убедившись, что никого поблизости нет, обернулась…

Это был её маленький секрет, о котором кроме неё самой знала только няня Августа. Когда принцесса сидела в тюрьме, няня, жалея девочку, тайно принесла к ней котёнка, которому было всего несколько месяцев отроду. И так он полюбился Хелен, и так сильно ей хотелось вырваться из клетки хоть ненадолго, что однажды она каким-то образом соединила сознание этого котёнка со своим. С тех пор он стал её второй ипостасью, и Хелен получила возможность ненадолго выбираться из клетки через решётчатое окно, а потом сбегать из дворца и гулять по городу. Именно так она узнавала свою страну, чем живут и дышат простые горожане. Подчас зрелище было не самым приятным, и всё же Хелен находила много приятного и полезного в таких прогулках. Прежде всего, наверное, потому, что в такие моменты она чувствовала себя как никогда спокойной.

И теперь, не спеша вышагивая по неровному рельефу, радуясь жизни и свободе, Хелен не заметила, как наступил вечер, как забрела она в какие-то тёмные кварталы, и шла так, пока чьи-то грубые огромные руки не схватили её вдруг за шкирку.

Последним, что увидела Хелен, были чьи-то безумные голодные глаза, кривая предвкушающая улыбка и грязный нож. А через секунду округа огласилась душераздирающим животным рёвом, на который никто не обратил внимания — здесь такое было не редкость…

Часть 6

Медленно, сонливо, и в то же время будто опасливо присматриваясь, к городу подкрадывался вечер. Постепенно краснеющее небо и приближающееся к горизонту солнце лениво и равнодушно взирали на крыши разномастных домов, мощёные узкие улочки, мост и ухоженный ручеёк, на суетливо копошащихся, как муравьи в муравейнике, людей. Утром и днём на площадях столицы обычно было многолюдно: городские как загипнотизированные шли на призывные крики торговцев и грубоватые насмешки разряженных шутов, даже не имея при этом денег — всем хотелось хотя бы поглазеть на иноземные, радующие глаз товары или послушать уличные сплетни да спектакли. Ноне же площади начали пустеть, а лавки закрываться — все торопились домой, у каждого имелось немало дел по хозяйству и орава детей. Разве что несколько купчин из ближних стран спокойно чаёвничали перед уходом, как это у них повелось за пару недель знакомства. Товары уже были сложены в возки, кони запряжены, слуги и кучера готовы к отъезду, поэтому почтенные купцы безмятежно беседовали, важно растягивая слова. Один из них, высокий и худощавый, был напомажен, как девушка, но вместе с тем несколько грубоват и невежественен: ссутулившись, он вольготно разложил локти по маленькому столику, громко хлюпал ароматным чаем, смотрел на товарищей как-то свысока, говорил протяжно и философски, будто всё знал наперёд, а грязно-рыжая нечёсаная борода гордо торчала клином, тогда как кафтан был шит золотом и жемчугом. Впрочем, остальные два «чаёвника» были одеты не хуже и тем более не беднее. Невысокий и круглый лысый купчина так и вовсе был разодет, как павлин, а от самоцветов на его перстах и одёже слепило глаза — ободранные, как стая старых бродячих собак, нищие жадно «поедали» его дикими голодными глазами. Пухлый и круглый, как мячик, он жизнерадостно шутил и улыбался, поэтому на простодушных производил приятное впечатление. Третий, рыхлый старичок в скромном тёмном кафтане рядом с разряженными «коллегами» казался особенно бесцветным, но хитрый, острый, цепкий взгляд его выцветших глаз говорил о недюжинном уме и скрытой силе; вокруг него будто витала неведомая энергия, и каждый, кто находился рядом, нутром чувствовал в этом плечистом старичке неслабого боевого мага.