1000 и 1 ночь с врагом - [10]

— Ах, ваше высочество, — целуя руку, которую принцесса безуспешно пыталась выдернуть, жеманно вздохнул он, — При вашей несравненной красоте просто преступление отказывать всем кавалерам в танце и сидеть среди старых дев.

Хелен едва сдержалась, чтобы не скривиться от приторности тона. Вкрадчивый голос герцога был красив, как и он сам, но для Хелен давно и бесповоротно стал походить на противное пищание комара, воркующего над едой.

— Прежде всего, ваша светлость, я бы не хотела, чтобы вы говорили так о благородных дамах, — с напускной чопорностью ответила девушка, приняв самый благовоспитанный вид, — К тому же, столь юным леди, как я, не пристало постоянно танцевать и кокетничать. Да и положение обязывает, вы же знаете, любое действие могут неправильно истолковать.

Таким образом она уже в который раз пыталась намекнуть своему настырному кавалеру, что ей как бы шестнадцать, а ему как бы двадцать шесть, и вообще она принцесса а он лишь высокородный дворянин, но даже по одной его кривоватой усмешке, такой же, как теперь, всегда становилось понятно, что его такие «мелочи» нимало не колышут.

— Когда же ещё, как не в вашем возрасте, танцевать и принимать искренние комплименты? — Улыбнулся он, — Многие дамы в шестнадцать уже замужем и меняют любовников, а вы всё строите из себя ребёнка. — и, склонившись неприлично близко, будто желая доверить секрет, шепотом добавил: — Но я питаю надежду, нет, я уверен, что всё это напускное, и под этой ледяной маской скрывается страстная натура…

На этом терпение Хелен лопнуло, как вздувшийся гнойный нарыв.

— Вы, господин герцог, наглая самовлюблённая пиявка, а ваши намёки просто оскорбительны. — Тихо, но веско отчеканила она, поднявшись и отстраняясь, после чего кивнула, обернувшись к своей свите, — Прошу меня извинить. Я выйду в сад, тут стало душно. Без сопровождения, — тут же добавила, предугадав намерения герцога последовать за ней.

Лакеи услужливо открыли перед нею двери, и девушка отправилась в сад, стараясь не думать о том, что скажет отец об её невоспитанности и самовольном уходе. Впрочем, по правде говоря ей было всё равно.

«Невыносимый человек». — Раздражённо щёлкнув веером, подумала она, машинально приподнимая подол шуршащего атласного платья, насыщенно зелёного цвета, которое было ей так к лицу и теперь сливалось с травой.

Она не в первый раз задумывалась: а что, собственно, не так с её «ухажёрами»? Все, как на подбор, благовоспитанные красавцы голубых кровей, многие из них были неглупы и влиятельны. Герцог же был просто потрясающе красив: широкоплечий, сильный, с невероятно правильными чертами лица, при желании умеющий даже быть обаятельным и интересным собеседником, одевающийся по последней моде. И хотя то, что они вьются вокруг неё не из-за глубокой и вечной любви или даже внешней привлекательности, а из-за её положения, что и ежу понятно, так это никого никогда не смущало: любая уважающая себя принцесса или королева теперь имела кучу таких прихвостней. Конечно, незамужняя принцесса обязана хранить себя для мужа, это обязательное условие, но такие прихвостни, с которыми можно позволять себе чуть больше положенного, всё равно должны быть, это как бы показатель привлекательности. Хелен, как и любой другой юной девушке, хотелось и любви, и пылких признаний, и поцелуев под луной, но не с кем попало, а под последнюю категорию подходили пока абсолютно все знакомые ей холостые мужчины. Брак же был для неё священным союзом, табу, что, кстати, тоже не вписывалось в рамки современных нравов.

Нет, всё же, скорее что-то не так с ней самой.

В моменты, когда в голову приходили такие невесёлые мысли, Хелен успокаивала себя напоминанием о том, что суженым её всё равно станет тот, кого выберет отец, так что, может, оно и к лучшему.

Добравшись до своего любимого местечка, скрытого от посторонних глаз пышною листвой ив — беседки у маленького фонтанчика в дальнем конце огромного королевского сада, принцесса сорвала спелое яблоко, и, присев, вгрызлась в него достаточно неэстетично, чтобы после стольких часов нахождения под прицелом сотен придирчивых взглядов это приносило моральное удовлетворение.

С наслаждением полной грудью вдохнув ароматный воздух, пахнущий летом и цветами, Хелен, прикрыв глаза, с забавным выражением подставила лицо лучам солнца, ласково и невесомо касающимся её. Солнце… Она так любила его. Сидя в тюрьме, она могла часами наблюдать за рассветом или закатом, ловить по комнате ускользающие солнечные зайчики. Пожалуй, это было её самым любимым занятием, когда няня Августа отлучалась и когда не появлялась Кэсс — её невидимая подруга.

По поводу последней у Хелен всё чаще появляются вопросы: была ли Кэсс настоящей, или же плодом её воображения? Ведь никто, кроме Хелен, её не видел, и появлялась она редко, в те моменты, когда принцессе было особенно одиноко. В детстве она просто не задумывалась об этом, и была рада пообщаться хоть с кем-нибудь, а потом отец вернул себе корону и статус дочери, на какое-то время вышиб из страны рейстонцев, публично казнил герцога Хорвуда, и всё вернулось на свои места. Кэсс больше не появлялась. Впоследствии Хелен старалась о ней не вспоминать, чтобы не счесть себя сумасшедшей, но знала наверняка: если Кэсс всё-таки существует и им суждено встретиться, то Хелен сразу узнает её. Природу этого знания девушка не пыталась понять — просто знала, и всё.