100 лет без любви - [50]

Я снова посмотрела на него в поисках признаков иронии. Его лицо было спокойным и очень грустным.

— Еще я понял, что ты сильно боишься. Не представляешь, как меня это мучает. Ты не говоришь всего, но это и не обязательно, потому что помочь тебе я не смогу. Я могу только быть рядом, чтобы протянуть руку поддержки, если она тебе понадобится.

Только сейчас я поняла, насколько сильно он переживает. И не потому что приближается его тридцатилетие — рубеж, который ему едва можно будет перешагнуть. Его мучает мысль, что я барахтаюсь в этом одна. Природная щепетильность и врожденная мужественность не позволяют ему оставаться в стороне. Именно поэтому собственное бессилие его настолько угнетает, что он даже готов смириться с отведенной участью.

Настала моя очередь успокаивать его. Я коснулась его руки, но лишь на мгновение.

— За меня не переживай. Ко всему можно привыкнуть.

Я на самом деле верила в то, что сказала. Человек приспосабливается ко всему. И даже самые дикие жизненные ситуации со временем теряют остроту и становятся обыденными. Привыкну и я к этим снам. Перестану бояться перевоплощаться в давно умершего человека.

— Вот что! — вновь заговорил он. Мне даже показалось, что мои слова не достигли его ушей. — Хочешь ты или нет, но с сегодняшнего дня я все время буду находиться рядом с тобой.

— Не получится, — рассмеялась я. — Каникулы скоро закончатся и мне на работу. Тебе тоже надо работать.

— Это неважно. Я буду отвозить и привозить тебя. И ночью, самое главное, буду рядом.

— А бабуля? Через две недели она вернется. Ты не можешь оставаться у меня на ночь.

Я представила бабушкину реакцию. Гнев, это мягко сказано. Она будет в ярости и вряд ли захочет выслушивать какие-то оправдания.

— Значит, что-нибудь придумаем. Для этого еще есть время.

Снова в его словах я разглядела пророчество. Последняя фраза прозвучала так, что для этого-то есть время, в отличие от другого. Времени не оставалось у Захара. Каждый прожитый им день укорачивал его жизнь. Хотя, скорее всего, он совсем не это имел в виду, и всему виной моя впечатлительность.

Не доезжая до города, мы остановились у шашлычной на трассе.

— Тут готовят самый вкусный люля, — объяснил Захар. — Ужасно проголодался. А ты?

Мясо в таких заведениях я есть побаивалась. Понаслушалась рассказов о собачатинке и впечатлилась на всю жизнь. С Захаром делиться опасениями не стала — зачем портить человеку аппетит. Ну нравится ему местный люля, на здоровье. Я могу обойтись салатом и выпечкой. В таких шашлычках, как правило, это тоже есть в ассортименте.

Внутри было тепло и уютно. От запаха еды и мой аппетит здорово разыгрался. Я выбрала салат с баклажанами и яблочный штрудель. На уговоры Захара попробовать мясо не поддалась. Зато активно таскала гарнир в виде печеного картофеля с его тарелки. Хорошо он заказал его двойной. Запивали еду мы травяным чаем — настоящим, не из пакетиков. К концу обеда я так прониклась симпатией к кафе, что даже поверила в настоящесть люля-кебаба.

Сказалась бессонная ночь и раннее вставание. В машине меня разморило, не заметила как уснула. Проснулась от того, что Захар резко притормозил и выругался.

— Прости, что разбудил. Развелось чайников!

Мы уже были в городе и даже недалеко от моего дома.

— А знаешь, что я еще решил?

Он посмотрел на меня. Так как спросонья дар речи ко мне еще не вернулся, я только промычала и пожала плечами.

— Я отремонтирую брошь. Не знаю почему, но мне очень этого захотелось. Тем более появилось золото. Мы сделаем ей новую красивую иглу и головку.

Глава 19

— Мне пора…

— Побудь еще немного.

Погода портилась. На небе собирались грозовые тучи. Ветер гнул ивы и волновал поверхность озера. Того и гляди ливанет.

— Я завтра еду на ярмарку, в город.

— Завтра? А почему ты?

В объятьях Ивана было тепло и уютно. Так бы и сидела вечность. Он прижимал меня к себе, словно боялся, что убегу, убери он руки. А так ли он был не прав?

Я посмотрела в его глаза и обожглась — столько в них было страсти и еще чего-то, опасного и манящего одновременно.

— Отец приболел, так бы он поехал. Больше ехать некому.

По телу пробежал озноб, и я поежилась, теснее прижимаясь к Ивану. Ощущение, что это уже было, не покидало, волновало душу, сжимало сердце. Не понимала, что со мной происходит, отчего так не по себе. Понятно, что я расстроилась, узнав о его отъезде. Неделю его не увижу. Но это не в первый раз. Отчего же мне так плохо, что хочется плакать и кричать от необъяснимой злости?

— Вот вернусь и зашлю сватов.

Иван принялся осыпать поцелуями мое лицо. Его руки согревали. Я подалась к нему, и наши губы слились, дыхание перемешалось. Хотелось ни о чем не думать, наслаждаться его близостью, но мозг сверлила мысль, что я должна отговорить его, не позволить ему. Но что? Я не понимала, что со мной происходит. Чем больше распалялся Иван, тем неуютнее я себя чувствовала. И тему сватов он затронул очень некстати.

— Остановишься у дядьки? — прервала я поцелуй и отвернулась от него.

— А то ж. Чать, не чужой. Примет.

Спросила просто так, лишь бы что-то сказать. Нельзя его обнадеживать, не должна я так себя вести. Но разве мое желание не такое же? Неужто не за него замуж хочу пойти? Я запуталась, сама не понимала, к чему стремлюсь. Не позволят нам мои родители быть вместе, так имею ли я право позволять ему любить себя?