100 лет без любви - [28]

Дома первым делом я приготовила некрепкий раствор марганцовки и вымачивала в нем ногу. А ведь и правда — уже через полчаса после ванны гнойнички начали присыхать. Оставалось надеяться, что за выходные все пройдет.

Вечером пришла Наташа и компетентно заявила, что быстрее моей ноге поможет ванна с морской солью. Она даже сбегала домой и принесла пакетик.

— Она ароматизированная, правда, но, сойдет. Перед сном разведи половину в ведре и подержи ногу минут двадцать, — велела она. — Эх, сейчас бы оказаться на море, — блаженно потянулась Наташа. — Представляешь, тут зима, а мы на пляже? Ляпота…

Она ездила пару раз на море с отцом. Я же его могла только представить. Поэтому, наверное, не больно и хотела. Гораздо сильнее меня манили горы. Никогда не забуду, как ездили с бабушкой в Тбилиси к ее приятельнице. Было мне тогда лет семь от силы, но воспоминания об исполинах с заснеженными вершинами нет-нет, да всплывали в памяти. Особенно запомнился дом на горе с большим балконом, нависающем над обрывом. Тогда я дала себе слово — поселиться когда-нибудь именно в таком доме. Даже не знаю, в каком возрасте я представляла себя там, но неизменно на балконе, в кресле качалке и укутанной в теплый плед.

— Слушай, мы с Толиком собираемся снять домик на турбазе на Новый год. Присоединишься? — вырвала меня Наташа из воспоминаний.

— Вдвоем собираетесь встречать?

— Втроем, если ты согласишься.

— И зачем я вам? — засмеялась я, видя откровенное нежелание подруги, чтобы я соглашалась.

— А у тебя другие планы? — тут же ухватилась Наташа.

— Наметки имеются, — соврала я.

— Ну-ка, ну-ка, поподробнее…

— Не приставай. Вот когда определюсь, расскажу.

Хоть в Наташе и жила актриса, скрыть облегчение она не смогла. Наверное, боялась, что я соглашусь и испорчу их романтическую ночь. За кого она меня принимает? Даже немного обидно стало и, как всегда, жалко себя. Но виду я не подала, вместо этого понесла какую-то чушь про запарку на работе, плавно переводя в рассказ о бабушке и ее жизни в Мурманске.

Мелькнула мысль поделиться с Наташей соображениями о находке в мастерской Захара. Но я ее тут же отбросила. Не потому, что не доверяла подруге. Побоялась, что своими предположениями она меня собьет с мысли, которая пока не оформилась, но уже становилась отчетливее. Чувствовала, что еще чуть-чуть, и я вспомню что-то очень важное, и это приподнимет завесу над тайной.

Когда Наташа уже собралась уходить, пришел Захар. Я сразу напряглась, потому что подруга включила рентгеновское зрение. Это была их первая встреча. Как могла, представила их друг другу. Кто такая Наташа, я знала наверняка, а вот в Захаре сомневалась все сильнее. Так и пришлось обозвать его случайным знакомым, который решил принять активное участие в моей судьбе.

Наташа вежливо отвечала на стандартные вопросы Захара, не переставая изучать его. Думаю, выводы мне еще предстоит выслушать. Уходя, она украдкой показала мне большой палец руки.

— Как дела? — спросил Захар, когда я закрыла за Наташей дверь.

Он стоял в коридоре, привалившись к стене, и закрывал собой свет от лампочки. Выражения лица его я не видела.

— Нормально.

Он так и не посторонился, когда я подошла. Пришлось протискиваться бочком, коридор-то тесный.

Как всегда повисла неловкость. Интересно, почему мы не можем общаться с ним нормально? Вот даже сейчас — стою посреди коридора и не знаю, куда пригласить его и о чем с ним говорить.

— Хочешь чай или кофе? — решила проявить вежливость.

— А пожевать что-нибудь есть? Целый день не ел.

Захар, наконец, отлепился от стены и первый пошел на кухню. Наверное, в отличие от меня, неловкости он не испытывал. Ладно хоть в холодильник не полез, а скромно уселся за стол.

И чем мне его угощать? Сама-то обхожусь бутербродами. По пути с больницы купила колбасы и сыра, нажарила себе картошки и наелась от пуза.

Пока нарезала хлеб, вспомнила про закрутки на зиму. Достала из чулана соленые огурцы и салат из баклажанов. Хоть какое, но разнообразие. Стараюсь для него, как для важного гостя. Хоть бы сказал что — сидит, наблюдает… Может, я хлеб режу неправильно, или толщина колбасных ломтиков не такая, как нужно, получается?

Сервировав стол, я поставила перед Захаром тарелку и с облегчением опустилась на стул.

Какое-то время Захар сосредоточенно жевал и не смотрел на меня. Потом, словно, решился — даже отодвинул тарелку с недоеденным бутербродом.

— Можешь сказать, что нашло на тебя в мастерской? Почему так резко испортилось настроение?

Он внимательно смотрел на меня. Я поняла, что невольно ждала этого вопроса. Вот он шанс — вывести его на чистую воду.

— Одну минуту…

Я ушла в комнату, стараясь не обращать внимания на его удивление. Достала брошь из серванта и рассмотрела ее как следует. Не покидало чувство, что делаю это в последний раз. Так — в последний раз. Все изменится, как только я покажу ее Захару. Интуиция кричала об этом во весь голос. Она перестанет быть, хоть и старинным, но просто украшением.

— Узнаешь? — Я положила брошь перед Захаром.

Что стало с его лицом! Он, не отрываясь, смотрел на брошь, но в руки не брал. И выражение было такое странное — смесь брезгливости и заинтересованности, словно перед ним извивалась редкая, но жутко ядовитая змея.