Эта книга выходила в русском переводе дважды: в 1968 году и в 1977-м. Почему же понадобилось издавать ее третий раз? Принято считать, что герой этой книги родился двести лет назад, скорее всего в 1787 году. Значит, в связи с его юбилеем?
Но, во-первых, достаточной ли причиной является юбилей, чтобы снова выпускать книгу об этом человеке? Действительно ли он заслуживает такого большого внимания?
И во-вторых, надо ли переиздавать именно эту книгу? Если ее герой по-настоящему знаменит, то о нем, наверно, есть не одна и не две книги. Почему же снова выпускать именно эту?
Прежде чем отвечать на эти вопросы, стоит вспомнить, что еще при жизни Чаки весть о нем донеслась даже до нашей страны, за тысячи километров. Это было во времена Пушкина и декабристов. О многих ли правителях и вождях Черной Африки слыхали тогда на Руси? А о зулусе Чаке — слыхали.
Вот передо мной московский журнал «Вестник Европы» за 1828 год. Сборник двадцатый, страница 310. «С Мыса Доброй Надежды уведомляют от 3-го августа [н. с.], что армия короля Чаки... идет на владения кафров. Подполковник Сомерсет выступил... для прикрытия границы и для содействия кафрам».
Рядом — другие известия. Иные из них звучат совсем как сегодняшние. К примеру, о столкновениях ирландских католиков с протестантами.
Но о «короле Чаке» — как тут не удивиться? О походе африканского владыки читаешь в «Вестнике Европы», который считался родоначальником русской журнальной печати. В журнале, где появились первые пушкинские стихотворения.
Да и как быстро весть донеслась до Москвы! «Уведомляют» с Мыса Доброй Надежды в конце лета, а осенью российские читатели уже знают эту новость. Без радиосвязи, без телеграфа, без авиапочты. И ведь журнал — не газета. Не в один день печатался.
Правда, само известие заслуживало внимания. Поход Чаки испугал англичан. Не потому, что Чака и его зулусы вторглись на земли соседнего, родственного им народа. Англичане страшились за свою Капскую колонию — грозное войско Чаки уже нависло над ней.
Что же представлял собой этот африканец, если слух о нем доносился из одного полушария Земли в другое?
Ему посвящена эта книга. Человеку, которого называют африканским Наполеоном.
Прежде чем спорить или соглашаться с автором, стоит вспомнить, много ли мы вообще знаем о людях, живших в Африке не только в ту эпоху, во времена Пушкина и Гейне, Кутузова и Наполеона, но и в более поздние годы, в середине и в конце прошлого века, да и в первые десятилетия нынешнего.
С какими именами ассоциируется обычно тогдашняя история Черной Африки?
В ответ последуют имена Сесиля Родса, Ливингстона, Стэнли, бельгийского короля Леопольда Второго... Немец почти наверняка упомянет еще Карла Петерса, Нахтигаля, Людерица; англичанин — генералов Гордона и Китченера, лорда Лугарда, Гарри Джонстона, Бертона, Спика; француз — де Бразза и маршала Лиоте. Это англичане, французы, немцы, португальцы, итальянцы. Они захватывали африканские страны, или исследовали их, или совмещали одно с другим. Больше места в школьных программах и на картах отводилось завоевателям, меньше — исследователям.
Если с такой же меркой подойти к истории нашей страны, то со словом «Россия» должны ассоциироваться имена не Александра Невского, Петра Первого, Лермонтова или Толстого, а Карла Двенадцатого, Наполеона, да еще нескольких немцев или французов, которые рассказывали Западу о московитах и россиянах.
Что же, неужели в истории Африки не было людей, которые должны бы запомниться человечеству? Неужели среди африканцев не было мудрецов и полководцев, завоевателей и освободителей, вольнодумцев и еретиков?
Почти все известные книги о деятелях Черной Африки посвящены нашим современникам, людям пятидесятых-восьмидесятых годов XX века. Да и их можно перечислить по пальцам. Даже если включить в их число явно бьющие на сенсационность, вроде мемуаров, автор которых подписался «Принц Модупе», а заголовок придумал такой: «Я был дикарем».
Почему мы так мало знаем о людях Африки, да и вообще о прошлом этого материка? Во многом прав английский миссионер и ученый Альфред Брайант (1865—1953). Он прожил полвека среди зулусов и считается признанным знатоком их истории и культуры.
«Народ зулу не имеет писаной истории. Если мы оглянемся всего только на полтора столетия назад, то окажемся уже в его доисторической эпохе, от которой дошли только недостоверные и туманные предания.
Представим себе на мгновение, что европейский мир не обладает ни письменностью, ни археологическими памятниками. Тогда для нас никогда бы не существовали ни Вавилон и Египет, ни Греция и Рим. Философские идеи Платона и поэтические образы Шекспира до нас не дошли бы и были бы навсегда потеряны; все знания, приобретенные и накопленные людьми, не сохранились бы и не получили бы никакого распространения. Человеческая мысль, опыт, деяния и подвиги — все это было бы навсегда предано забвению»[1].
Конечно, в истории человечества забвение постигло не только тех, чьи имена когда-то гремели на жарких просторах Африканского материка. Алексей Константинович Толстой писал о древнем кургане, могиле знаменитого когда-то военачальника. На его тризне певцы пели славу его подвигам. Но прошли столетия — и остался лишь этот курган.
