Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское)

С.В. ДУМИН

ДРУГАЯ РУСЬ (ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ И РУССКОЕ)

«И почему было Москве царством быть? И хто то знал, что Москве государством слыть? — дивился в XVII в. один из русских книжников.— Были тут по Москве-реке села красные хороши...» Впрочем, на вопрос «почему» весьма четкий ответ был найден еще веком раньше: «...яко вся христианская царства приидоша в ко­нец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам то есть Российское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».

Упокоились под плитами Архангельского собора по­следние потомки Ивана Калиты, а их случайные пре­емники, увенчанные «шапкой Мономаха», с той же непоколебимой уверенностью считали именно себя за­конными наследниками «прежних великих князей и самодержцев». Российская империя изменила старой сто­лице, но все-таки именно Москва оставалась сердцем державы... Московская традиция формировала истори­ческое сознание русского народа, вдохновляла писателей, поэтов, художников, отражалась в ученых трудах. В жест­кой системе координат, применяемой для оценки со­бытий нашего прошлого, Москве отводилась роль од­ного из основных ориентиров. Судьбу Москвы, ее победу в борьбе за создание единого государства летописцы объясняли волей Божьей, историки — действием объек­тивных закономерностей социально-экономического раз­вития; но и в том и в другом случае именно данная линия исторического развития Руси признавалась изна­чально главной, магистральной.

Вглядываясь в разноцветную, похожую на лоскутное одеяло карту средневековой Руси, читая летописные рас­сказы о княжеских усобицах, мы невольно усматриваем в победах москвичей над тверичами, рязанцами и нижего­родцами проявление высшей закономерности, торжество централизации над феодальной раздробленностью, победу сторонников единства Руси над сепаратистами, не всегда задумываясь над тем, под какими знаменами и во имя каких идей ходили на Москву ее многочисленные противники. Пожалуй, отчасти повезло лишь Твери: ис­торики оценили заслуги местной династии в начальный период борьбы против ордынского ига, и это княжест­во — хотя и с многочисленными оговорками,— призна­ется одним из потенциальных центров объединения русских земель. Но все-таки, говоря о «полицентризме», характерном для начального этапа борьбы за восстанов­ление единства и освобождение, историки, как правило, не выходят за рамки Северо-Восточной Руси, лишь бегло освещая события и процессы, протекавшие за ее преде­лами. Для подавляющего большинства историков ядро Руси в XIII в. и позже находится совсем не там, где располагалось в предшествующие века. И в научных трудах, и в учебниках русская история как бы перемеща­ется из Киева в Великое княжество Владимирское. Здесь решаются судьбы Руси, здесь борются за власть над нею тверские, нижегородские, московские князья да, собствен­но говоря, здесь и находится теперь настоящая Русь, а на запад от нее раскинулось иное, враждебное государство, Литва, захватившая русские земли; окрепнув, Русь Мо­сковская вступит в борьбу за древнерусское наследие...

Так или примерно так ситуация в Восточной Европе в XIII—XVI вв. выглядит в большинстве общедоступных работ, а о западных соседях Москвы нашим читателям, наверное, известно гораздо меньше, чем хотя бы о Золо­той Орде. И поэтому многие весьма удивятся, узнав, что восточнославянское население той летописной «Литвы» (начинавшейся за Можайском) считало Русью именно свою державу, что (как убедительно показала недавно А. Л. Хорошкевич) «вся Русь, по их понятиям, объединя­лась именно в Великом княжестве Литовском». Там жи­телей северо-востока именовали по столицам земель и княжеств — тверичами, псковичами, москвичами; за­тем за подданными Московского государства прочно закрепилось название москвитян, московитов. Русскими для православных жителей «Литвы» были прежде всего они сами (что, впрочем, не мешало им помнить о былом единстве Руси). Это отразилось в многочисленных мест­ных памятниках, в том числе в летописях, причем форму­лировки источников порою приводят в недоумение современных публикаторов. Например, согласно так назы­ваемой «летописи Рачинского», в 1512 г. «князь великии московский Василии забывшы перемиря и присяги своее, до панъства (государства.— С. Д.) Руского войско свое высылал и шкоды неприятельским обычаем чынил» (речь шла о походе на подвластный Великому княжеству Ли­товскому Смоленск). В примечании издатели предполо­жили, что летописец ошибся и должен был написать вместо «Руского» — «Литовского». В действительности, вероятно, автор сказал именно то, что хотел сказать: московские войска предприняли поход против его Руси.

Слово «Русь» уже в XIII в. присутствовало в титуле правителей державы, созданной литовскими князьями при поддержке восточнославянского боярства и городов и к XIV—XV вв. вобравшей большую часть территории древнерусского государства. В переписке с иностранными дворами правители Великого княжества именовались «королями Литвы и Руси». Уже в XIV в. для обозначения этого государства складывается устойчивая формула, включавшая три основных его компонента: собственно Литва, Жмудь (Жемайтия, Западная Литва), населенные близкородственными балтскими племенами, и русские земли. «На Великом князстве Литовском, Жомоитском и Руском» царствовали Витень (ум. 1315), Гедимин (ум. 1341) и его преемники. Позже в титуле и названии Русь следует сразу же после Литвы, а Жмудь отступает на третье место или вовсе не упоминается. Например, лето­писная «похвала» «славному господарю великому князю Александру зовомому Витовту» (30-е годы XV в.) вспо­минает, что «быше ему держащи великое княжение Ли­товское и Руское, иные многие земли, сопрость реку (попросту скажу.— С.