Обоз медленно втягивался в ущелье, тяжелые возы скрипели и подскакивали на попадавших под колеса камнях. Нух Земанис озабоченно приподнимался со своего места, чтобы заглянуть через плечо возницы – не упало ли на землю что-то из его добра.
Кроме самого хозяина в обозе из сорока телег находились еще трое его приказчиков, однако старый Нух не надеялся на них и каждую мелочь предпочитал проверять лично.
Над дорогой, по краям каньона слева и справа, ехали всадники Рудвара – он служил у купца Земаниса начальником охраны. Пять с одной стороны и столько же с другой. Им приходилось пробираться по узким тропкам, проложенным такими же охранниками, но ступала здесь и нога разбойников, ущелье Алабака считалось самым опасным местом на всем перегоне из Гудбурга в Индзор.
Высокие, футов в тридцать, отвесные стены каньона были изъедены ветром и редкими осенними дождями. Красная безжизненная глина не давала пристанища ни одной травинке или кустику, лишь кое-где, разбив слой твердой как камень глины, ухитрялись рыть норы зимородки. Дорога на дне ущелья приучила их к беспокойству, они сидели у входа в норки и, склонив головы, смотрели на обоз. Иногда со стены срывался камешек, и тогда они нервно вспархивали, но сразу успокаивались и продолжали наблюдение.
Высоко в небе парили орлы, непоседливый Питер то и дело оставлял надоевшие счеты и устремлял взор к этим величавым птицам. Они находились очень высоко, так высоко, что их не достала бы стрела из самого тугого лука, но конюх Хаким рассказывал, будто орел видит на земле каждый, даже самый малый камушек.
«Вот бы и мне так», – вздохнул Питер.
– Итак, что ты там насчитал? – повернулся к нему Нух. – Сколько будет пошлины с двадцати мешков тонкой шерсти при доставке ее из Гудбурга в Индзор?
– Четырнадцать рилли, дядя.
– Великолепно! Ты отлично считаешь на счетах!
– Какие счеты, дядя? – Питер вздохнул. – Это легкая задачка.
– Ну и что с того, что легкая? Вот вернемся в Гудбург, я задам тебе высчитывать наш годовой дебет – посмотрим, как ты справишься.
– Этого мы в малкуде еще не проходили…
Мимо проскакал начальник охраны Рудвар, тяжелый конь мардиганской породы и широкоплечий наездник представляли собой одно целое – боевой таран. Начищенный до блеска щит, кираса и широкий меч – вот на кого хотелось быть похожим Питеру, носить такой же островерхий шлем с подглазьями и плетенные из стальной кованки перчатки. А еще эти сапоги с серебряными пряжками, подбитые медными гвоздями. От начальника охраны веяло такой уверенностью, что, казалось, нет на земле такой силы, которая могла бы его сокрушить. В своих мечтах Питер видел себя на вороном мардиганце, в иссеченной вражескими мечами кирасе, а не в школярской кипе и куцем мундирчике, который он ненавидел. Дяде форма ученика малкуда нравилась, он отказывался покупать племяннику другую одежду. Новую – пожалуйста, кипу с золотой нитью или башмаки из оленьей кожи с серебряными пряжками – они стоили целое состояние, но Нух Земанис был богатейшим купцом Гудбурга, и в торговой слободе города, где дома стояли один другого богаче, его считали самым уважаемым человеком.
Но что толку от его богатства, если сын печника, Бока, ходил с высоко поднятой головой, хотя и носил башмаки из свиной кожи. Когда он проходил по улице в застиранной рубашке и в жилете из бычьей шкуры, пятнадцатилетние дочки-близняшки купца Фуммера кричали ему вслед: «Эй ты, грязнуля!» И ждали, затаив дыхание, обернется или нет.
На Питера они так не смотрели – он был для них свой. Иногда делились своими девичьими секретами или спрашивали, есть ли у Бока подружка, а Питеру хотелось, чтобы и на него смотрели как на мужчину, хотя какой он мужчина – в этой глупой кипе.
Питер снял головной убор и снова стал смотреть на Рудвара.
Как-то он попросил начальника охраны научить его драться, это случилось вскоре после нападения городских мальчишек. Они были значительно моложе Питера – лет тринадцати, а то и меньше, и один из них крикнул:
– Эй, ты, верхоцкая шапка!
Потом подскочил и ударил Питера в лицо, да так сильно, что тот упал. Оказалось, что в кулаке у малолетнего разбойника была зажата свинчатка. Неизвестно, чем бы все закончилось, не заступись за купеческого племянника булочник. Он отогнал хулиганов, дал Питеру воды – умыть разбитое лицо – и проводил к дяде. Питер ожидал, что дядя потребует призвать нападавших к ответу, старшина городской стражи к нему прислушивался, однако Нух Земанис неожиданно отказался от мести.
– Их не перевоспитать, Питер, в любом городе брошенные дети живут как мухи на отбросах, а чтобы такого больше не повторилось, в малкуд отныне тебя будет провожать кто-нибудь из слуг.
Однако малолетние разбойники оказались настолько наглыми, что преследовали его даже в сопровождении конюха Хакима, выкрикивая оскорбления и снова обзывая «верхоцкой шапкой». Конюха они не боялись и забросали обоих камнями.
В следующий раз провожать Питера пошел Рудвар. В отличие от конюха он выглядел молчаливым, выходил в город при оружии, оставляя дома лишь кирасу и шлем, его всегда сторонились прохожие. Но за невозмутимым поведением скрывалась готовность действовать: едва появилась банда хулиганов, Рудвар сбросил тяжелые перчатки и одну за другой метнул их в агрессоров. Сбив двоих, он указал на убегавших и властно крикнул:
