I. Вопросы
II. Ссылка на Рюккерта
III. Типы культуры
IV. Главная мысль и терминологія Рюккерта
V. Упреки и предубѣжденія
VI. Рюккертова «единая нить» въ исторіи
VII. Искусственная и естественная системы
VIII. Развитіе взглядовъ на исторію
IX. Единство человѣчества
X. Единая культура
XI. «Національный вопросъ въ Россіи»
Исторія представляетъ намъ непрерывный рядъ бѣдствій и злодѣйствъ, и, кажется, мы должны бы привыкнуть къ мысли, что такова печальная судьба человѣчества. И, однако же, какъ только наступитъ спокойное время, мы забываемъ объ этомъ, и новая бѣда насъ удивляетъ и какъ будто пробуждаетъ отъ спокойнаго сна. Благополучіе намъ кажется естественнымъ состояніемъ, какъ здоровье, какъ воздухъ. Вотъ отчего исторія не приноситъ намъ уроковъ. Перетерпѣвъ боль, отбывъ бѣду, мы перестаемъ объ нихъ думать и погружаемся въ нашу обыкновенную жизнь.
Убійство Карно есть событіе поразительное; оно отозвалось въ цѣломъ мірѣ гораздо сильнѣе, чѣмъ другія однородныя съ нимъ событія, потому что тутъ съ большою отчетливостію обнаружились всѣ силы, дѣйствующія въ этихъ новѣйшихъ бѣдахъ Европы. Какъ намъ смотрѣть на это дѣло? Казалось бы, что самый ясный урокъ должна въ немъ прочитать себѣ Франція, та передовая страна человѣчества, среди которой случилась эта бѣда. Что же думаютъ и чувствуютъ Французы? Среди множества отзывовъ и размышленій, намъ встрѣтилась статья извѣстнаго ученаго Джемса Дарместетера, до такой степени полная ума и чувства, что ее можно, мы думаемъ, принять за образчикъ французскихъ мыслей объ этомъ предметѣ. Статья называется Президентъ Карно и состоитъ въ слѣдующемъ (мы ничего не выпускаемъ).
«Въ 1887 году, 3 декабря, чтобы поднять поколебавшееся значеніе высшей магистратуры, Палаты, въ минуту нравственнаго ясновидѣнія, почувствовали, что нужно поставить во главѣ страны гражданина, имя котораго означало-бы: „неподкупная честность“, и, желая выбрать самаго безупречнаго, провозгласили Сади Карно.
„Карно былъ важнѣе, чѣмъ великій человѣкъ; онъ былъ нѣчто болѣе рѣдкое, болѣе славное и, въ извѣстныя минуты, болѣе вліятельное; онъ былъ честный человѣкъ, и въ силу этого онъ могъ оказать своей націи двѣ услуги, которыя не будутъ забыты. Вслѣдствіе того, что онъ находился во главѣ Франціи въ ту минуту, когда гибель грозила ея свободѣ и достоинству, отечество могло оправиться отъ своего жестокаго головокруженія, и стоило лишь показать провинціямъ республику воплощенною въ гражданинѣ безъ всякаго упрека, чтобы разсѣялся кошмаръ диктатуры. Точно также, потому лишь, что онъ былъ президентомъ, двѣ первенствующія силы Европы, папа и царь искали дружбы Франціи.
„Въ нашихъ внутреннихъ раздорахъ, онъ, какъ онъ самъ говорилъ за часъ до убійства среди восклицаній признательнаго народа, былъ неуклоннымъ охранителемъ конституціи и законности.
Первый гражданинъ Франціи, онъ былъ самымъ простымъ, самымъ доступнымъ, самымъ привѣтливымъ изъ нашихъ согражданъ. Его домашній очагъ былъ примѣромъ для всѣхъ семействъ Франціи. Онъ не проповѣдовалъ республиканскихъ добродѣтелей, онъ былъ «ихъ образцомъ. Такимъ образомъ, въ то время, когда всякое правительство склоняется къ отреченію, и клевета остается единственною уважаемою властью, какъ единственная безсмѣнная и не подлежащая низверженію сила, онъ показалъ, что ее нельзя назвать непобѣдимою; и въ Панамской бурѣ грязи, когда анархистскія партіи совокупными усиліями старались обдать и его брызгами, онъ вышелъ изъ испытанія чистымъ, какъ снѣгъ. Исторія напишетъ на его гробѣ тотъ гордый девизъ ліонцевъ, который онъ имъ напоминалъ въ свою послѣднюю ночь: честь и совѣсть! Нужно считать славой для французской республики, что она выбрала своимъ главою этого человѣка. Нужно считать честью для цивилизованнаго человѣчества и основаніемъ не отчаяваться въ умѣ и сердцѣ народовъ тотъ фактъ, что въ концѣ нашего вѣка была нація, которая по свободному выбору могла поставить и держать во главѣ своей человѣка праведнаго.
„Этого-то праведнаго убилъ анархизмъ.
„Никогда не обнаруживалась такъ ясно та жестокая ложь, на которой основывается анархизмъ. Эти идеалисты, жаждущіе справедливости, выбрали для утоленія своей жажды самую чистую кровь, какая была во Франціи. Можетъ быть, для того, чтобы исполнился высшій законъ жертвоприношенія, поддерживающаго въ мірѣ священное пламя, нужна была кровь жертвы безъ всякаго порока: онъ былъ этою безпорочною жертвою. Съ именемъ Карно, которое уже сто лѣтъ звучитъ въ нашей памяти, какъ эхо генія и побѣды, онъ связалъ еще трогательную славу мученичества. Пусть онъ присоединится въ исторіи къ мученикамъ-президентамъ великой республики, не даромъ пролившимъ свою кровь. Линкольнъ сокрушилъ рабовладѣльческій мятежъ, и пуля скомороха, которая его убила, нанесла послѣдній ударъ мятежу и невольничеству. Гарфильдъ попытался разрушить грязное масонство политикановъ; они его убили и теперь гибнуть отъ этого. Карно, ты палъ въ защитѣ вѣчныхъ законовъ человѣческаго общества, за общее достояніе всей цивилизаціи, палъ, какъ передовая жертва. Вотъ отчего всѣ народы и всѣ главы народовъ склонили надъ твоею могилою свои траурныя знамена: Италія такъ же ощущаетъ ударъ, какъ Франція, Лондонъ какъ Парижъ, Потсдамъ какъ Елисейскія поля: человѣчество чувствуетъ, что на его сердце былъ направленъ кинжалъ, который тебя поразилъ, и за каждую изъ націй міра пролилась капля твоей крови.
