Позже говорили, что в течение нескольких десятков лет люди из окружения Берни не видели более элегантной покойницы, чем она. Не то чтобы они признавали, что жили уже так долго, — благодаря чудесам пластической хирургии никому из них и не нужно было уточнять свой возраст.
Участники траурной церемонии один за другим проходили мимо дорогого гроба, с восхищением глядя на Берни. Прекрасное лицо — без единой морщинки. Каждая ямочка, складочка и даже поры кожи заполнены коллагеном, силиконовые груди полны и упруги, пышные, блестящие волосы, искусный макияж, маникюр, талия, как в молодости, затянута до пятидесяти восьми сантиметров, тело облачено в шестисотдолларовый костюм — на смертном одре она выглядела так же великолепно, как и в жизни. Присутствовавшие любовались Берни и надеялись втайне, что в свое время будут смотреться так же привлекательно. Только двое мужчин поплакали о кончине Берни: парикмахер, который лишился работы у мисс, и бывший четвертый муж Берни; но это были, скорее, слезы радости, поскольку теперь не нужно будет содержать целую армию слуг, необходимую для того, чтобы пятидесятилетняя женщина выглядела на двадцать семь.
— Вы едете на кладбище? — спросила одна дама другую.
— Я хотела бы, но не могу, — ответила та. — Я должна встретиться с маникюршей. Срочно, понимаете? Джанин, маникюрша, с трудом выкроила для меня время именно в два часа, она должна поправить сломанный ноготь.
— Я тоже не могу, — вздохнула первая дама, бросив быстрый и сердитый взгляд на Берни. На прошлой неделе она купила такой же костюм, что был сейчас на покойнице, и теперь придется его вернуть. Это было в стиле Берни: на каждом рауте демонстрировать самый новый, самый модный и дорогой костюм. «По крайней мере, это больше не повторится», — подумала первая дама, сдерживая улыбку. — Как бы я хотела поехать! Вы знаете, мы с Берни были неразлучны. — Дама поправила брошь на своем шелковом брючном костюме от Джеффри Бини. — Но мне действительно нужно уйти.
Незаметно разошлись все. Остался только парикмахер Берни, он и проводил ее на кладбище. Процессия из двадцати лимузинов сопровождала похоронный катафалк — Берни отдала распоряжения и оплатила свои похороны заранее, — но все машины были пусты.
В конце концов прозвучали прощальные слова (написанные Берни), музыка и молитвы (которые тоже выбрала она) и ушел единственный человек, присутствовавший на похоронах. Могилу засыпали, обложили свежим дерном, вокруг изысканного могильного камня красиво уложили цветы.
Спустя четыре часа после похорон, никто и не вспомнил о прекрасной Берни. Те, кто посещал ее вечеринки и обеды, постоянно сплетничал с ней и о ней, не ощутил ее отсутствия. Ни единая душа.
Кухня
Берни открыла глаза с ощущением, что спала слишком долго.
Первой мыслью было, что она опоздала на встречу с Джанин, маникюршей, а эта стерва безжалостна к опоздавшим клиентам. Теперь она, вероятно, назначит Берни встречу только на следующей неделе. «Ничего, я ее достану, — подумала Берни. — Скажу Диане, что Джанин спит с ее мужем». Учитывая характер Дианы, Джанин просто повезет, если ей удастся остаться в живых.
Улыбаясь, Берни привстала с кровати и вдруг поняла, что с ней происходит что-то странное. Оказалось, что она не в постели, а поднимается куда-то вверх. На ней не красная шелковая ночная сорочка от Кристиана Диора, а новый белый шелковый костюм от Дюпиони — точно такой же костюм купила Лоис Симон. Берни хотела надеть костюм первой, опередив таким образом Лоис. Конечно, Лоис попытается вернуть его, но вряд ли его возьмут обратно, и, следовательно, она останется с костюмом ценой в четыре тысячи долларов, который не сможет носить. Эта мысль заставила Берни улыбнуться. Однако, когда она огляделась вокруг, улыбка исчезла с ее лица. Вокруг клубился густой туман, и ничего не было видно, кроме золотистого света далеко впереди.
«И что же теперь?» — подумала Берни. Она даже прищурилась, чтобы получше все разглядеть.
Она сделала несколько шагов вперед; туман рассеялся, открыв дорожку. Берни было нахмурилась, но тут же одернула себя (от этого появляются морщинки). Возможно, это глупая выдумка ее нового любовника, двадцатилетнего мускулистого пляжного повесы, которого она заарканила несколько месяцев назад. Последнее время он стал утомлять ее, без умолку болтая о том, что с финансовой помощью Берни хотел бы стать кинопродюсером. Может быть, он устроил эту проделку с туманом, чтобы заставить ее раскошелиться?
Несколько минут она шла вперед, пока в луче золотистого света не увидела большой стол, за которым сидел красивый седовласый мужчина. Берни тотчас приободрилась и расправила плечи так, что ее груди стали еще рельефнее.
— Привет! — сказала она грудным, чувственным голосом.
Мельком взглянув на нее, мужчина вновь углубился в свои бумаги. Берни всегда тревожило, если мужчины мгновенно не реагировали на ее красоту. «Наверно, на следующей неделе придется снова пойти на прием к хирургу».
— Вы с Лэнсом? — спросила она, имея в виду своего пляжного любовника.
Мужчина, не отвечая, продолжал просматривать бумаги. Берни тоже посмотрела на стол. Увиденное потрясло ее, но она постаралась скрыть свое изумление: большой стол был сделан из двадцатичетырехкаратного золота. Много лет назад Берни развила в себе способность оценивать ювелирные изделия, что было бы предметом гордости любого ювелира. Она могла легко и быстро отличить двадцатикаратное золото от восемнадцатикаратного и последнее от чистого, двадцатичетырехкаратного.
