— Вот уже четыре дня, — говорил полковник своей дочери, — как мы не видели Тимолеона, не надул он нас?
— Нет, — отвечала мадемуазель Гепэн, — ему, может быть, не удалось…
— Это почему?
— Рокамболь, может быть, убежал.
— Вот уже три дня, как мы ждем обещанные тридцать тысяч франков… Если сегодня вечером он не придет, я выпускаю пленника.
— Аженора?
— Да.
В это время послышался звонок, вошел почтальон и отдал письмо полковнику, письмо было от Тимолеона.
— Он уехал! — прошептал изумленный полковник, и при этих словах письмо выпало из рук его.
— Нас жестоко надули, — проговорила прекрасная брюнетка и, распечатав письмо, прочитала следующее:
«Дети мои, обижайте Аженора как можете; я не касаюсь ни к чему.
Тимолеон»
— Да, он прав, — сказал полковник, — Аженор заплатит за все.
— Как же вы намерены поступить, папаша, ведь у Аженора нет при себе ста тысяч франков, чтобы купить себе свободу.
— Но он заплатит в тот день, когда получит свободу,
— Да ведь он, вырвавшись отсюда, не пойдет в банк, а прямо к комиссару полиции; лучше я вас научу, папаша.
— Ну… как.. говори скорей.
— Вот уже восемь дней как мы держим бедного Аженора, связанного, в подземелье этого дома, сначала он хотел уморить себя голодной смертью, потом он согласился есть, теперь же он близок к помешательству, и имя Антуанетты не сходит с его языка, следовательно, нам надо узнать, где Антуанетта.
— Зачем?
— Это мое дело, я еду в Париж и через час вернусь. В это время вошел Полит, он был очень расстроен,
Полит попал в руки Ванды и Мартон. Он вошел со словами: «Надо бежать; Рокамболь выпущен».
— А малютка?.. — спросил испуганно полковник.
— Они взяли ее назад, и я был два дня пленником двух женщин, которые обращались со мной как с мальчиком.
— Можно ли рассчитывать на тебя, если бы понадобилось пустить в ход нож?
— Можно.
— В таком случае позвольте мне распорядиться, — сказала прекрасная брюнетка, зажигая свечку.
— Куда ты идешь? — спросил полковник.
— Занять сто тысяч франков, — отвечала она, улыбаясь.
Восемь дней прошло уже с того времени, как Аженора де Морлюкса связали и опустили в подземелье, где он не знал, жива ли его милая Антуанетта и что она делает. «Что хотят эти люди от меня?» — спрашивал он сам себя. Прежде он пробовал разорвать узы… но напрасны усилия; наконец, когда Аженор почувствовал, что он теряет рассудок, дверь его темницы отворилась (темница эта была простым погребом), вошла мадемуазель Гепэн со свечкою в руках.
— Я пришла вам возвратить свободу и сказать, где можете вы найти Антуанетту, которая здорова и невредима.
Аженор испустил радостный вопль.
— Но прежде позвольте объяснить вам причины, побудившие нас с отцом действовать против вас… не думайте, что мы агенты ваших врагов, мы с отцом избрали промысел, который можно бы назвать вспоможением любящим. После того, как была похищена мадемуазель Антуанетта, мы вас посадили в этот погреб, будучи уверены, что, когда мы узнаем судьбу вашей невесты, вы купите у нас свою свободу за сто тысяч франков.
— Ну, а если вы получите сто тысяч франков? — сказал Аженор с презрением.
— Я развяжу вам руки, выпущу отсюда и скажу вам, где мадемуазель Антуанетта.
— Но вы знаете, что у меня нет такой суммы, и мне нужно съездить за нею домой?
— Да, но кто же поручится за вас?
— Другого ручательства, кроме своего слова, у меня нет.
— Вы согласны на то, что когда эта сумма будет в моих руках, тогда вы узнаете, где Антуанетта?
— Согласен.
— С вами поедет друг моего отца, и я должна вас предупредить, что если вы дадите хоть малейший знак городской страже, он вас убьет, — и она разрезала веревки, связывавшие Аженора.
В это время послышались два выстрела.
Прежде чем мы объясним причину выстрелов, вернемся назад, ко времени освобождения Антуанетты.
Читатель помнит, что Мартон осталась караулить пьяного Полита.
На другой день, когда Ванда оставила Антуанетту у Мадлены, она вернулась на улицу Марии Стюарт. Полит все еще спал.
— Тимолеон уехал, — сказала Ванда, — а Полита нам нечего бояться.
— Я бы не теряла его из виду.
— Но ведь не оставаться же нам здесь!
— Нет, но если б у меня была моя собака, — и тут Мартон пустилась рассказывать про свою собаку, которая действительно была хорошим сыщиком и караульщиком. — Я ее приведу, — сказала Мартон.
Через час Мартон вернулась с собакой.
Потом, употребив фразу, которую собака привыкла слышать от полицейского, прибавила: «Я поручаю его тебе».
Полит был пьян двое суток. Проснувшись, он отправился к Тимолеону, но, не застав его дома, напился снова.
Мартон, придя на улицу Марии Стюарт, отыскала собаку, которая повела ее к торговцу вином, где сидел Полит.
— Не переставай следить за ним, — сказала она собаке и ушла.
Полит, отрезвившись, вторично отправился к Тимолеону и, найдя двери запертыми, выломал их, но, увидев труп Тимолеона, пустился в бегство, чтобы уведомить мнимого полковника с дочерью.
Два человека, сопровождаемые собакой, позвонили у входа в то самое время, когда мадемуазель Гепэн разрезала веревки, связывавшие Аженора.
Один из пришедших сказал полковнику:
— Я Рокамболь… и требую выдачи Аженора де Морлюкса.
Полковник схватился за пистолет, и тут произошла свалка, в которой Милон был ранен в плечо; затем Рокамболь, обратившись к мадемуазель Гепэн, сказал ей: «Вам, моя милочка, нужно познакомиться с Сен-Лазаром…» Аженор был освобожден…
