Бэллифог, Шотландия, 1837 год
– Раскаяние способно растопить лед в сердце любой женщины, старина. Мужчина обязан уметь раскаиваться. Достаточно подойти к девушке, снять шляпу и заговорить, вкладывая в каждое слово бездну чувств…
– Грей!
Грей Фэлконер растерянно заморгал и нахмурился, глядя на своего друга Макса Россмара.
– Что?
– Девушка, о которой идет речь, – Минерва Арбакл?
– Она, кто же еще? Именно поэтому мы и явились сюда, в дом ее родителей, – с досадой отозвался Грей.
– Ясно. Стало быть, именно Минерву ты превозносил всю дорогу из Вест-Индии? Это она ничуть не похожа на других женщин – нежное, но своевольное, упрямое и вспыльчивое создание? Та самая Минерва Арбакл, опередившая свое время, решительная и неизменно верная своим принципам?
Со времени знакомства с Греем в Итоне Макс весьма преуспел в искусстве выводить его из себя.
Но не успел Грей окончательно вскипеть, как пухлая, флегматичная экономка семейства Арбакл, миссис Хэтч, вновь возникла в холле Уиллинока – там, где бесцеремонно оставила друзей, отправившись на поиски хозяйки.
– А, миссис Хэтч! – оживился Грей, расплываясь в своей знаменитой улыбке, неизменно обезоруживающей любую представительницу прекрасной половины человечества. – Вы покинули нас так внезапно, что я не успел даже высказать, как чудесно вы выглядите!
– У меня подагра, – известила гостя миссис Хэтч и неуклюже присела, подтверждая свои слова. – Миссис ждет вас в оранжерее. Выдумали тоже! Оранжерея! Холод там собачий, вот что я вам скажу. Впрочем, ничего другого вы и не заслуживаете. Нечего было являться на ночь глядя. – Развернувшись, экономка зашаркала прочь мимо лестницы красного дерева, нависающей над гнетуще-просторным холлом. Его стены были увешаны множеством картин с изображением обнаженной натуры, почти скрывающих темно-бордовые обои.
– Я же говорил: напрасно мы не отложили визит на завтра, – напомнил Макс и остановился перед портретом распростершейся на кушетке красавицы со смоляными локонами и внушительными формами. – Послушай, Грей, эта картина мне почему-то знакома…
– Да-да, – поспешно подтвердил Грей, – хозяин этого дома – тот самый Портос Арбакл.
– В самом деле? – Очевидно, прежде Максу и в голову не приходило, что между картинами и отцом Минервы существует какая-то связь.
– Прославленный художник, – пояснил Грей, считая маленькое, но вполне уместное преувеличение простительным. В конце концов, картины в холле и вправду принадлежали кисти мистера Арбакла.
– А он пишет что-нибудь еще, кроме обнаженной натуры? – Макс неловко закашлялся. – Что-то не припоминаю…
– Ничего другого он не малюет, – сообщила миссис Хэтч, ведя гостей по коридору, увешанному еще десятком свидетельств благоговейного отношения хозяина к женскому телу. Но вот экономка подошла к двери с витражами. – Я бы ни за какие коврижки не оголилась так, как эти бесстыдницы. Во имя искусства! – Она пренебрежительно фыркнула. – Нет, это не по мне, пусть хозяин даже не уговаривает.
Друзья многозначительно переглянулись, с трудом сдерживая улыбки, и вошли в оранжерею, где Грей провел столько счастливых часов, прежде чем отправился в Вест-Индию, на плантации сахарного тростника.
– Вот тут и ждите, – распорядилась миссис Хэтч, остановив гостей посреди оранжереи, в окружении клумб с кирпичными бордюрами. Клумбы были пусты, если не считать жалких кустов остролиста да сухих стеблей нежных растений, которые не выдержали царящего здесь и пробирающего до костей холода. – Хозяйка придет, когда закончит прихорашиваться. Вот еще выдумала! – Миссис Хэтч удалилась, шумно шурша черными юбками.
В оранжерее было сумрачно. С черного неба валил снег, на стеклянном куполе намело миниатюрные сугробы.
– Чертовски холодно, – пробормотал Макс и поежился под теплым черным плащом – точно таким же, как у Грея. – Говорил я, надо было ехать прямиком в Драмблейд. Встретился бы сначала со своим дядей, а сюда явился утром, в час визитов.
– Минерва не простила бы мне промедления, – отозвался Грей. Предвкушение встречи согревало его, он почти не чувствовал пронизывающего холода.
– Мог бы просто объяснить ей, в чем дело. Рассказать всю правду.
– Тс-с! – прервал Грей, оглядываясь через плечо. – Я же велел тебе пока держать язык за зубами!
Впрочем, всей правды не знал даже Макс. Грей решил не освещать некоторые подробности, касающиеся похищения в открытом море по пути в Англию и последующего пребывания на забытом Богом острове, в плену у кровожадных пиратов.
– Ты чуть не погиб, – возразил Макс, пропустив мимо ушей призыв друга к осторожности. – Других объяснений и не требуется.
– Может быть. – У Грея были собственные предположения о том, какую участь готовила ему банда головорезов, но делиться ими он пока не собирался. – Слава Богу, тот жалкий плот не стал моим последним пристанищем!
– А я благодарю небо за то, что оказался на борту судна, подобравшего тебя. А ведь можно было повременить с путешествием!
Оба уже не в первый раз радовались случаю, что привел Макса на борт именно того корабля, который подобрал в море умирающего Грея.
– Макс, прошу, не вмешивайся. Мне известно, как ты ценишь откровенность, но у меня есть свои причины молчать. – Грей знал: пиратам заплатили за услугу, а от них требовалось убить его. Он подслушал во мраке душной ночи, что пьяные головорезы намеревались превратить лорда Ледяные Глаза, как они его называли, во внушительное состояние, о котором прежде и мечтать не смели. Врага Грея они называли мистером Некто и радовались, что нашли способ перехитрить этого джентльмена: заставили его щедро расплатиться, а Грея не убили.
