Удивительно, но факт: последнее время мне, как говорится, редко, но метко снятся сны, подобные мифическим баньшам, что, по ирландским поверьям, своим плачем предвещают смерть. Как правило, эти сны приходят ко мне накануне событий.
Так и на этот раз: мне снился серый незнакомый городишко. Был промозглый ледяной вечер, в чернильнице неба одиноко светилась подковка острого полумесяца; я двигался по пустынным улочкам, удивляясь, как сюда попал и что здесь делаю на ночь глядя. Так я уныло бродил, наугад сворачивая в переулки и дворики, пока не очутился перед ярко освещенным окном первого этажа.
Как на экране телевизора передо мной была полупустая комната, в самом центре которой, за столом, сидели друг против друга два мужичка в «компании» с бутылью водки.
– За тебя, дружище!
– За меня!
– Чокнемся!
– За мертвых не чокаются.
– Но ты же жив!
– Меня убили.
И тут же картина неуловимо изменилась: та же комната, те же мужички, но теперь они лежали, ткнувшись лбами в стол.
Один – жив-здоров, храпя на весь дом пьяным храпом.
Второй был мертв – в этом я убедился лично, легко проскользнув сквозь стекло окна, беззвучно облетев тело с расхлестанными по столу руками и взглянув на его застывшее лицо: вздрогнув, я встретился с мертвым взглядом мертвых глаз.
Тут же все пространство вокруг заполнилось беспрерывными причитаниями – рыданиями, с отголоском которых я и проснулся, резко оторвав голову от подушки.
Мерно тикали часы на стене: 8:33 серого зимнего утра…
Не знаю, как для кого, а лично для меня лучший праздник всех времен и народов – это Новый год с его каникулами, с самого детства отложившийся в памяти волшебной чередой приятных сюрпризов и исполняющихся с потрясающей скоростью желаний. Разумеется, став чуток постарше, я без лишних проблем понял всю «кухню» исполнения моих невинных детских желаний и основополагающую роль в том главной волшебницы – моей дорогой мамы. Но тем не менее и по сей день в этом зимнем празднике мне чудится привкус детства и волшебства.
Тем более серой и мрачной казалась череда январских дней после празднования очередного Нового года в моем двухэтажном домике с петушком на флюгере зеленой зоны Москвы: состояние перманентного похмелья, ни одной влюбленной в меня красавицы на сто верст вокруг, невыносимо тихие комнаты моего двухэтажного домика с петушком на флюгере и один только садовник Васек напротив меня за кухонным столом – с пустыми глазами, отекшим лицом и точь-в-точь как у меня мрачноватой миной…
Впрочем, позвольте представиться: Ален Муар-Петрухин, москвич-полукровка (русская мама и папа из славного городу Парижу), легкомысленный лоботряс с тремя неоконченными высшими, бесславный труженик рекламы в московском филиале косметической фирмы отца «Сады Семирамиды», где всем заправляет моя единоутробная младшая сестрица Ольга.
Мой симпатичный домик отец отстроил для мамы, когда стало окончательно ясно, что вместе им уже точно не ужиться, а мама, ботаник и траволюб от бога, покинув немытую Россию, дабы работать в Национальном парке Танзании «Серенгети», оставила и дом, и сад, и оранжерею на меня.
Что было делать? Я, ощущая себя полным неучем по части флоры, нанял садовником тогда еще студента Тимирязевки Васька Щекина, который стал не просто служителем зеленого царства, но моим добрым другом и товарищем, заняв в доме небольшую комнату под лестницей.
Вот в двух словах я вам и представился.
Итак, на календаре красовалась дата «10 января», за стеклянной стеной перед разделочным столом кухни замер заснеженный сад, а мы с Васьком в полном молчании, ощущая головокружение и невыносимую тяжесть бытия, выпили по чашке кофе, после чего Васек молча удалился, накинув на плечи куртку, через дверь кухни – по запорошенной тропинке в оранжерею, что находится прямо напротив.
В этом плане Ваську можно только позавидовать: что бы ни случилось, он всегда легко успокаивает свои нервы и душу любимой работой в саду или оранжерее, поливая экзотические растения и совершая всевозможные мирные ботанические процедуры.
Я остался на кухне в полном одиночестве. Взглянув в очередной раз на календарь, на дату «10 января», я и вовсе ощутил ностальгическую грусть. Ведь, кроме всего прочего, 10 января – день смерти моей любимой бабули Варвары, во время моего святого детства научившей меня печь блинчики, петь матерные частушки и наблюдать за людьми. Вот почему, устроившись за просторным кухонным столом, откуда открывался дивный вид на сад, я меланхолично принялся за тесто для блинчиков, предварительно поставив на огонь кофеварку со второй порцией. Не знаю, как у вас, а мое утро традиционно начинается с двух-трех чашек крепкого волшебно-ароматного кофе.
Итак, я жарил блинчики и наблюдал, как Васек вышел из оранжереи и стал тщательно расчищать дорожку от оранжереи к кухне. Между тем, будто в насмешку над его усилиями, с неба начали падать крупные хлопья снега, словно советуя Ваську прекратить свои действия и в первый день нового года дать отдых и душе, и телу.
Васек, махнув рукой, отнес лопату назад в оранжерею и вскоре вновь вернулся ко мне на кухню.
