Языческая заря

«Вечным будет лишь тот, кто почувствует себя способным вечно повторяться!»

Ницше

Жене Дарёне и младшей дочери Екатерине

Русское язычество развивается. Заканчиваются сумерки богов. Наступает утро светлого дня. После многих веков пребывания в подполье родная вера набирает силу и множит ряды сторонников. Наше движение духа началось не с нас и не нами будет закончено. Долг и честь для язычника жить по своей вере и для веры, принимая посильное участие в развитии и укреплении того, что, по сути, не имеет начала и чьё далекое будущее теряется в череде бесконечных перевоплощений потомков родов, разошедшихся по вервям.

Язычество развивается вширь. Если взглянуть на карту России, то видно, как за последние годы стала плотней его география. Кровь и жизнь в который раз пересиливают холод забвения. Языческие общины подобны молодой поросли, пробивающей асфальт индустриальной цивилизации. И в России у язычества как нигде в другом месте в мире широкие перспективы для развития. Просто потому, что у нас особый случай. И эта особость просчитывается социологически и политологически.

Социология и история развития России в значительной мере вытекает из её климата и географии, задавая особые условия хозяйствования. Это хорошо понимали русские историки и экономгеографы XIX века (Соловьев С.М., Ключевский В.О. и др.). В русле данного понимания пишут и некоторые современные авторы[1]. Псевдолиберальный вариант реформ подходит к концу. Нынешний этап открытости обернулся для страны деиндустриализацией. Стало очевидно, что в России при её вхождении в мировой рынок не выгодно производить слишком многое. Суровость климата задаёт запредельный потолок издержек. Наше пространство, если брать его в совокупности, мало пригодно для получения ликвидного на мировом рынке прибавочного продукта. Процесс деиндустриализации идет и на Западе, подобно озоновой дыре расползаясь по всему северному полушарию. Просто Россия во второй раз в прошлом веке оказалась слабым звеном в цепи передовых стран, и здесь некоторые тенденции мирового развития проявились с большими разрушительными последствиями.

Запад пока умело сопротивляется. Военно-политическое превосходство и финансовый прессинг, технологический отрыв и информационный монополизм пока что позволяют США и другим странам ядра удерживать лидирующие позиции. Как долго это продлится никому неизвестно. И это их проблемы. За время нашего противоборства с Америкой обозначились новые перспективные центры развития. Зафиксированная ещё Лениным тенденция неравномерности развития стран в эпоху империализма продолжает действовать и в начале нынешнего века в эру постиндустриального империализма и глобализации. Вопрос, кого и куда она заведёт.

Но мы никогда не были частью Запада. Все века своей истории мы были относительно отсталой северной страной со своими амбициями, проблемами и праздниками. То, что сейчас движение на Запад, несмотря на нарастающее глухое недовольство общественного мнения, продолжается, не сулит для грядущей русской политической истории ничего хорошего.

Запад в который раз по-хозяйски расположился у нас дома товарами и рекламой, валютой и суррогатами политических институтов. Много говорится об интеграции… При весьма вероятном дальнейшем нарастающем экономическом отставании России интеграция будет идти не по нашим правилам. Войдя в Европу ослабленными, страна займёт в ней место, которое слабым и положено, несоизмеримое со своим масштабом и потенциалом. С другой стороны, в случае замедления темпов развития, избегнув тисков Евросоюза и сохранив номинальную независимость, мы рискуем превратиться в полупустынную периферию интегрирующейся Европы. В подобие Канады при США, только с более низким уровнем жизни. Ломка барьеров при сохранении диспропорций условий и перспектив приведут к нарастанию постоянного оттока из России на всепожирающий Запад всего сколько-нибудь пользующегося там спросом: невостребованного нашей экономикой ноу-хау; материальных ресурсов, в том числе, не возобновляемых; молодёжи, которая в массовом порядке не торопится возвращаться обратно и отдавать то, что в неё было вложено всем социумом и т.д. Такой отток идёт, например, в Германии из её остающейся менее раз-витой восточной части в западную. Но это хотя бы внутренний обмен, в рамках целого.

Впрочем, неосмердяковская часть политических сил непрочь пристегнуть Россию к Европе по частям, путём последовательного выделения из состава государства наиболее удобных с точки зрения аппетитов последней кусков.

Стать одной из провинций объединённой Европы — жалкая участь для страны с тысячелетней историей, ещё двадцать лет назад претендовавшей на мировое лидерство! Впрочем, сходный исторический пример имеется. Это Великобритания, в замках которой призраки былого величия вполне уютно соседствуют с жующими гамбургеры туристами.

В любом случае, нужно сначала набрать потенциал силы, а не отдавать за просто так 70% суверенитета и задарма в придачу энергоресурсы по связанным обязательствам. Поступаться независимостью выгодно, как правило, небольшим странам, которые в обмен получают защиту и доступ на рынки своих более крупных соседей. Странам, не имеющим собственного проекта национального существования. А значимые величины не интегрируются, а образуют союзы по своим правилам. России выгоднее оставаться самостоятельным центром мирового развития, занять отдельную нишу в мировом разделении труда, прав и обязанностей. Быть самобытной альтернативой либеральной демократии.