Андрей Всеволодович Лагутин, сидя на заднем сиденье черного «БМВ», поглядывал с тоской в окно. Это был темноволосый мужчина сорока пяти лет, в строгом сером костюме. На его лице застыло унылое выражение, которое полностью соответствовало погоде за бортом машины.
А погода была отвратительной. Мелкий дождь со снегом шел с самого утра, серые тучи затянули небо от края до края. Март в этом году выдался слякотным, а ведь, кажется, еще совсем недавно мели метели.
Видимых причин для тоски у него не было, все было в полном порядке. Жаловаться на судьбу Лагутину не приходилось, и будущее, на первый взгляд, сулило одни радости.
Мчался Андрей Всеволодович по жизни легко и не ведая преград, как сейчас мчалась его машина со спецсигналами. За рулем сидел сержант в штатском, из стереосистемы лилась классическая музыка – Лагутин любил ее, она позволяла отрешиться от времени, забыть о проблемах. Но сейчас музыка не помогала, а, наоборот, только раздражала и в конце концов он попросил ее выключить. Дальше ехали в тишине.
В служебном портфеле Андрея Всеволодовича лежали две купленные по дороге игрушки, изображавшие персонажей какого-то дурацкого японского мультика. Две, потому что дочери иначе опять подерутся! Жаль, что дед не дожил. Увы, некому воспитывать хулиганок, пока отец вкалывает!
Дед Андрея Всеволодовича был старым революционером, одним из тех, кто за свои идеалы готов был жизнь отдать. Воевал на всех четырех войнах – Первой мировой, Гражданской, зимней и Отечественной – и умер в том же году, что и Сталин – пятьдесят третьем. Отец посвятил всю жизнь работе в органах и, как было раньше принято писать, прошел путь от рядового сотрудника милиции до генерал-майора. Само собой, Андрей Всеволодович тоже строил свою карьеру в милиции.
Сейчас он занимал должность одного из заместителей начальника ГУВД Санкт-Петербурга, оставаясь в звании генерал-лейтенанта госбезопасности. В перспективе был окончательный переход из ФСБ на милицейскую должность и присвоение нового звания уже в этой иерархии.
Но сейчас больше собственной карьеры его занимало расследование коррупции в ГУВД – расследование, которому в министерстве придавали важное значение. Несколько крупных милицейских чинов уже полетели со своих мест, одни – со скандалом и статьями в прессе, другие исчезли тихо и незаметно. Однако Андрей Всеволодович не намеревался останавливаться на достигнутом. Он унаследовал от отца принципиальную позицию и стойко держался в стороне от всего, что могло бы поставить под сомнение репутацию честного комитетчика, каким он, положа руку на сердце, продолжал себя считать. Ко всякого рода предателям и оборотням в милицейской форме относился нетерпимо и был уверен, что тот, кто совершает преступления, находясь на государственной службе, – преступник вдвойне.
В личной жизни Андрей Всеволодович также следовал примеру отца и деда – людей семейных и домовитых. Женился немного запоздало, зато быстро обзавелся детишками. Дочерьми он был доволен, несмотря на то что они постоянно ссорились и ябедничали друг на друга. Жена Лагутина – Ирина была прекрасной хозяйкой и матерью. Правда, в постели ей не хватало знаний и энтузиазма, поэтому Андрей Всеволодович после некоторых колебаний обзавелся любовницей, двадцатилетней вертихвосткой, отношения с которой он старался не афишировать, чтобы не нажить неприятностей. Пример всем известного прокурора, застуканного в бане, заставлял быть осторожным.
Он ухмыльнулся, вспомнив последнюю встречу с Аленой – жаркая девочка и знает много разных приемчиков, о которых его законная супруга даже не слыхивала.
Впрочем, не все было столь радужно в его жизни. Сны нехорошие снились в последнее время. Снился дед, которого Лагутин помнил смутно и редко вспоминал несмотря на все его боевые заслуги. Дед звал его куда-то, а по всем приметам этот сон считался плохим.
Они ехали по Большому проспекту Васильевского острова по направлению к Гавани, возле которой свернули в переплетение узких улочек. На одной из них машина притормозила, нырнула под арку и проехала во двор дома, построенного еще в начале века. Двор был унылым, бывший «колодец» после сноса одного из флигелей стал, казалось, еще неуютнее, но квартиры здесь были хорошие. Престижное место, дорогое жилье.
Во дворе сейчас не было даже ребятишек, которые обычно с радостным шумом окружали каждую прибывающую машину. Паршивая погода заставила заботливых матерей задержать отпрысков дома, усадить за компьютерные игры да просмотр всяких там телепузиков. Только какая-то драная кошка с болтающимися до земли сосками жалась у подвального окошка.
Лагутин поежился, покидать уютный салон не хотелось. Он пожал на прощание руку водителю и выбрался из машины. Дождь уже закончился, и Лагутин с удовольствием вдохнул посвежевший воздух полной грудью и повернулся, чтобы посмотреть еще раз на строящийся по соседству дом.
Через секунду его тело упало на тающий снег, стремительно впитывавший в себя кровь. Пуля киллерши попала в левый глаз Андрея Всеволодовича, кровь стекала по его лицу из зияющей раны.
Молодой сержант, сидевший за рулем его машины, не сразу врубился в ситуацию. Он решил, что шефу стало плохо – сердце или еще что-нибудь там! Бросился было к аптечке, но тут увидел кровь на снегу, выхватил «макаров» из наплечной кобуры и выскочил наружу, низко пригнувшись, чтобы не попасть под пули, если стрельба продолжится. Стреляли, вероятно, со стороны стройки. Под прикрытием корпуса автомобиля он подполз к своему начальнику и положил руку на его шею. Тот был, несомненно, мертв. Сержант нырнул в салон за рацией и, связавшись прямо с ГУВД, сообщил об убийстве. Через минуту к лагутинскому дому уже неслись машины с бравыми омоновцами, которым предстояло окружить прилегающую к дому и стройке территорию и тщательно прочесать все в поисках киллера. Вместе с ними на место выехала оперативная группа и бесполезные теперь врачи.
