Юрий Гладышев
Я назову его имя
1942 год
— Что, паря, колотит? — сосед по окопу, пожилой солдат, в выгоревшей почти добела гимнастёрке, неторопливо сворачивал цигарку.
Неужели заметно? Сергей действительно чувствовал где-то внутри мелкую дрожь. Ему стало стыдно за себя перед этим солдатом, годившимся ему в отцы. А тот, словно прочитав его мысли, продолжал:
— Да ты не тушуйся, известное дело — атака. И не думай, что только тебе страшно. Все боятся, кто соображение имеет.
— Что-то по вам не видно, что вы боитесь.
— Не видно, говоришь? — солдат снял с головы каску, положив её на дно окопа, сел. — Может, и не видно. Это потому, брат, что сломалась моя дрожалка ещё в Гражданскую. Однако ж и я опасение имею. А как же? Жить всем хочется. Но ведь дело у нас сейчас такое, солдатское, оборону держать да в атаку ходить. Вот так вот. Тебя как зовут-то?
— Сергеем.
— Ну а меня, стало быть, Прохором, Прохором Степанычем.
Прохору Степановичу на вид лет сорок пять. Загорелое лицо с пшеничного цвета усами делали его похожим на какого-то плакатного героя, то ли рабочего, то ли колхозника.
Смоля самокрутку, Прохор Степанович разглядывал Сергея.
— Значит, вас прямо из маршевой роты к нам? Сергей кивнул. Прохор Степанович покачал головой.
— Да, как говорится, с корабля на бал. Вам бы пообвыкнуться, осмотреться, а тут, вишь, сразу в бой. Лет-то, поди, восемнадцать?
— Восемнадцать.
— А моёму младшему шестнадцать. Ежели так война дальше пойдёт, то и ему повоевать доведётся. Хорошо хоть старшие у меня все девки, аж трое. Когда рождались одна за другой, расстраивался, а теперь думаю: слава Богу.
Послышался звук шагов и осыпающейся земли. По траншее, придерживая на груди ППШ, шёл исполняющий обязанности командира взвода сержант Сахно. Он ненадолго задержался возле бойца с ручным пулемётом.
— Начальство идёт, — Прохор Степанович поднялся, потряс каской, расправив ремешок, надел её на голову.
Поговорив с пулемётчиком, Сахно подошёл к ним.
— Ну что, Степаныч, как настроение?
— А какое на войне может быть настроение, товарищ командир, — только боевое.
Сахно усмехнулся.
— Молодец. Вот за что тебя уважаю, Степаныч, так это за то, что ты никогда духом не падаешь.
Сержант посмотрел на Сергея:
— Твоя фамилия, кажется, Тимошин?
— Так точно, — Сергей встал по стойке «смирно».
— Ну, тянуться здесь не надо, это окопы, а не плац. Вот, Степаныч, бери шефство над пополнением.
— Не сомневайся, Иван, поможем чем сможем. Что там про атаку слышно? Ты-то к большим командирам поближе будешь.
— Эх, Прохор Степанович, лучше, как говорится, быть поближе к кухне, чем к начальству. И когда только нового взводного пришлют? А насчёт атаки… Атакуем силами нашего батальона. Цель такая: выбить противника вон с той высотки, уж больно опасно она нависает над линией обороны дивизии. И сделать это надо, пока немец основательно не закрепился, мин не наставил, дотов не накопал, ну и прочее. Вот такие дела.
— С артподготовкой-то как?
— Вроде как дивизионная артиллерия поможет. Ну ладно, мужики, пойду я, ротному о готовности доложить надо.
Сахно, слегка нагнувшись, пошёл дальше по траншее. Прохор Степанович проводил сержанта взглядом.
— Прямо как бригадир в страдную пору. Лейтенанта-то нашего с месяц назад убило, вот и приходится Ивану командовать. К слову сказать, ничего, справляется. По мне, повесили бы ему кубари, и пусть полноправно командует, тут ведь не десятилетка нужна, а опыт.
Сергей слушал Степаныча и чувствовал, что ушла противная дрожь, страх как-то притупился. Ведь не один же он пойдёт в атаку: и Степаныч пойдёт, который, по всей видимости, знает, что это такое, и сержант пойдёт, и целый батальон, в котором, наверное, не одна сотня бойцов.
— Ты, Серёга, перво-наперво обувку проверь, чтобы во время атаки в обмотках не запутаться да ботинки чтоб не хлябали. И вообще, за мной держись, наперёд не забегай, но и не отставай. Как к ихним позициям подбежим, по прямой не беги, петляй, чтобы немцу прицел сбить.
В это время далеко позади, откуда-то из тыла, послышался дробный стук, как будто сухой горох на таз высыпали. И почти сразу же над головами засвистело, а впереди загрохотало.
— Началось, — Степаныч выглянул из окопа, — дивизионные лупят.
Сергей тоже приподнялся. Метрах в пятистах впереди один за другим вырастали столбы взрывов, огненные у основания и чёрные вверху; они словно плясали смертоносный танец на немецких позициях. Минут через пять всё стихло так же неожиданно, как и началось.
— Эх, маловато, — с досадой произнёс Степаныч, — экономят, едрит твою мать.
— Приготовиться к атаке! — донеслось откуда-то издалека.
— Взвод! Приготовиться к атаке! Примкнуть штыки! — послышался голос Сахно.
Степаныч снял штык, перевернул остриём вверх и со щелчком надел на ствол. Сергей проделал то же самое.
— Запомни, паря: смерть мгновенна, а позор — навсегда, — глаза пожилого солдата горели, а сам он как будто стал на много лет моложе.
— В атаку! Вперёд! — эхом пронеслось по окопам.
— Ну, помогай, Царица Небесная. Пошли, Серёга, — Степаныч положил руки на бруствер, оттолкнувшись ногой от задней стенки, полез из окопа.
Неведомая сила вытолкнула Сергея наверх. Страха как не бывало. Казалось, что вообще отсутствует всякое ощущение реальности. Боковым зрением он видел бегущих и справа, и слева бойцов. Слышал топот множества ног, учащённое дыхание. Впереди маячила спина Степаныча, обтянутая выцветшей гимнастёркой.
