Рис. К. Почтенной
Мы играли во дворе в футбол. Я стоял на воротах. Точнее, за мной была стена дома, а ворота обозначались двумя кирпичами. Так что, если я пропускал мяч, то его отбивала стена, и каждый раз мы спорили — попал мяч в створ ворот или не попал. Что такое створ, я не очень хорошо понимал. И тут мяч угодил не в створ, а в застекленное подвальное окошко.
Стекло разлетелось вдребезги, и мяч исчез внутри. Выскочила наша вечно сердитая дворничиха — и все убежали. Я тоже убежал, но потом вернулся, потому что это был мой мяч. Ничего не оставалось, как лезть в подвал. Там было темно, тепло и страшно — что-то капало и шипело, и пахло, как в бане, только похуже.
Мяча я так и не нашел — вместо него наткнулся на что-то круглое, на ощупь похожее на дыню. «Откуда здесь дыня?» — подумал я и, взяв ее, двинулся к оконцу, чтобы получше рассмотреть. Она была тяжелая, и мне показалось, что внутри что-то шевелится.
В этот момент что-то с громким писком порскнуло у меня из-под ног — крыса… От неожиданности я выронил дыню и услышал, как она раскололась. Тотчас же раздался другой крик — ни на что не похожий — и какое-то маленькое, но очень сильное и злое существо вцепилось мне в ногу.
Я тоже закричал — от ужаса, и затряс укушенной ногой. Но непонятное существо, похожее в сумраке на мокрую клювастую курицу, вцепилось мертвой хваткой. Хромая, я бросился к оконцу. Добежать до него я не успел. Путь мне преградила труба, которую я не заметил раньше.
Видимо, я ударился об нее головой…
Это был самый неудачный день в моей жизни.
Я очнулся и увидел склонившуюся надо мной дворничиху тетю Машу. В подвале горел яркий свет.
— Ты что здесь делаешь? — гаркнула дворничиха, норовя за ухо поднять меня с земли. — Ишь, пострел, стекло разбил! Пойдем к отцу — уж он тебе задаст трепку. И пусть за стекло платит! Стекол на вас, окаянных, не напасешься!
Я ей попытался объяснить, что искал футбольный мяч, а потом ударился обо что-то, но тетя Маша меня не слушала. Со взрослыми всегда так — они верят только тому, что сами думают. Объясняться было бесполезно, тем более, что никакого футбольного мяча в подвале не оказалось — только какие-то черепки.
Тетя Маша повела меня ко мне домой. Она делала вид, что знает, где я живу. Чтобы я не вздумал убежать. А я знал, что она не знает, но все равно шел к себе. К кому же еще мне с ней было идти? Но дома никого не оказалось, и упрямая тетя Маша, пригрозив, что она все равно доведет дело до конца, повела меня в детскую комнату милиции, или как они там называются… Прежде в милиции я никогда не был.
Пока я сидел на стуле, а тетя Маша убеждала дежурного милиционера, что таких, как я, надо сажать в тюрьму, позвонили из городского зоологического музея. У них пропало яйцо динозавра. Зоологический музей был всего в квартале от нас — и я знал все его экспонаты наизусть.
— Он и украл, — кивнула на меня тетя Маша, — сама видела скорлупу… Украл и в подвале спрятал.
Тут милиционер впервые взглянул на меня с интересом. Потом он перевел взгляд на тетю Машу, и на лице его изобразилось недоверие:
— Как это, скорлупу? От живого, что ли?
— Живого не живого, а скорлупу сама видела, — заверила его тетя Маша.
Милиционер снова посмотрел на меня и, встав из-за стола, грозно спросил:
— Фамилия?
И я сделал самую большую глупость, потому что сказал:
— У них в музее неправильно написано. Это было яйцо птеродактиля.
— Сейчас разберемся, — сказал милиционер и, вызвав помощника, взял меня под стражу.
Затем он позвонил в музей и с важным видом сообщил, что вор задержан — приезжайте.
— Скачала пусть евоныя родителя за стекло мне заплатят, — снова зашумела тетя Маша, но по милиционеру было видно, что яйцо ему дороже.
— Разберемся, — все время повторял он.
А тетя Маша требовала, чтобы они составили акт. Она почти убедила его, но оказалось, что у него не пишет авторучка.
Пока искали, чем писать, прибежала запыхавшаяся администрация музея. Администрация тут же потребовала провести следственный эксперимент, и меня потащили обратно к нашему дому.
Во дворе на почтительном от подвала расстоянии стояла вся наша футбольная команда и с наслаждением ждала экзекуции надо мной: шпицрутенов или, еще лучше, — чтобы меня расстреляли. Прямо тут же, у стены, заменявшей нам ворота.
Перед входом в подвал я оглянулся, как последний из могикан.
Мы спустились в подвал и сразу же приступили к следственному эксперименту. Но тут же экспертная комиссия зашла в тупик, потому что черепков — они же скорлупа — на месте не оказалось.
— Да я сама… собственными глазами… — божилась тетя Маша, а милиционер, вдруг сменив приоритеты, потянул в ее сторону носом.
— Вот, ей-богу, не пила, с утра ни капли, — перекрестилась тетя Маша.
— С вечера, значит, — подвел итог следственного эксперимента милиционер.
Комиссию распустили. Оставался только акт. Милиционер заверил, что за этим дело не станет.
Меня освободили из-под стражи и отправили домой, к великому разочарованию футбольной команды, в которую я решил больше не возвращаться.
Спать я лег рано.
Я открыл глаза на берегу реки. Был вечер, и влажный теплый туман клубился над водой. Выходит, я проспал не только ночь, но и почти весь день. Издалека раздавались какие-то непонятные голоса, будто из джунглей.