1803
— Прошу прощения, ваша светлость.
Герцог Уорминстер поднял глаза от книги, которую читал за едой. В дверях маленькой отдельной гостиной постоялого двора стоял его второй кучер, неловко теребя в руках свою шапку.
— В чем дело, Клементс? — спросил герцог.
— Погода портится, ваша светлость, и мистер Хайман говорит, что нам лучше не мешкать. Как ему сказали, до следующего постоялого двора, где мы могли бы сменить лошадей или остановиться на ночь, путь неблизкий.
— Хорошо, Клементс, я буду готов через несколько минут, — ответил герцог.
Кучер поклонился и вышел из гостиной. Герцог с явной неохотой закрыл книгу и потянулся за стаканом. Вино было довольно скверным, хотя ему подали наиболее высококачественное из того, что здесь имелось. Еда также оставляла желать лучшего — баранина скорее напоминала подошву, а меню не отличалось разнообразием. Но на что другое он мог рассчитывать в такой глуши, тем более что в это время года здесь редко появлялись знатные путешественники?
Герцог отлично понимал, насколько было неразумно для человека его положения отправиться в Шотландию в такую пору, когда повсюду еще лежит снег и погода, мягко говоря, совершенно непредсказуема.
Но ему не терпелось обсудить свою недавнюю находку с герцогом Бакльюком. У себя в Уорминстере он обнаружил кое-какие документы, свидетельствующие о том, что во времена Генриха VIII их семьи состояли в родстве.
Поэтому он бросил вызов непогоде и был вознагражден за свою храбрость тем, что путешествие до Эдинбурга прошло на удивление гладко.
Он остановился на несколько дней в Эдинбургском замке[1], а потом проследовал далее, в Далкейт-палас, родовое поместье герцога Бакльюка, где они с хозяином провели немало времени за серьезными научными дискуссиями, которые доставляли огромное удовольствие им обоим.
— Уорминстер слишком молод, чтобы проводить все свободное время за чтением старинных рукописей и пыльных фолиантов, — с явным неодобрением сказала мужу герцогиня Бакльюк. — Вместо этого ему следовало бы обращать побольше внимания на хорошеньких женщин.
— Его светлость находит события былых времен гораздо более интересными и волнующими, чем повседневная действительность, — с улыбкой ответил ей муж.
Но герцогиня тем не менее приложила все усилия, чтобы привлечь внимание герцога Уорминстера к своей младшей дочери, очень приятной молодой особе, обладающей немалыми талантами в области музыки и живописи.
Однако герцог исключительно вежливо, но твердо дал понять, что единственной целью его визита была встреча с хозяином Далкейт-паласа.
Когда герцог наконец отправился в обратный путь, он был очень доволен результатами своего визита, к тому же стоял уже апрель, и чувствовалось, что весна не за горами.
Но последние несколько дней бушевали неслыханные ураганные ветры, и карета герцога сильно раскачивалась и опасно кренилась на скользких, обледенелых после недавних заморозков дорогах. Однако герцог был слишком поглощен своими книгами, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.
Одну ночь он провел у графа Лодердейла в его замке Терлстон, потом несколько дней гостил в великолепном дворце Флорз, построенном в 1718 году Ванбру[2]. Но здесь, неподалеку от английской границы, у герцога не было никаких знакомых, которые могли бы предложить ему свое гостеприимство.
Как и всегда в подобных случаях, слуги герцога гораздо больше своего господина ворчали и жаловались на неудобства, которые им приходилось терпеть во время путешествия.
Единственным, кто пользовался относительным комфортом по сравнению с остальными, был камердинер, ехавший во второй карете вместе с багажом.
Сам же герцог всегда брал в дорогу собственные, украшенные фамильным гербом льняные простыни, мягкие шерстяные одеяла и набитые гусиным пером подушки. Он захватывал с собой и несколько бутылок лучшего бренди и кларета, которые, даже несмотря на тряску во время пути, были все же значительно более приемлемы, чем то, что подавали в местных гостиницах и на постоялых дворах.
К несчастью, когда сегодня в полдень экипаж его светлости остановился у ворот «Чертополоха и куропатки», выяснилось, что багажная карета сильно отстала в пути. В этом не было ничего удивительного, так как Хайман, первый кучер герцога, забирал себе лучших почтовых лошадей, в то время как путешествующие во второй карете вынуждены были довольствоваться тем, что оставалось.
— Я говорил его светлости, что в этой варварской стране не достанешь приличных лошадей, — жаловался третий кучер. — Но разве он меня послушал? Как бы не так!
С того момента, как они покинули Уорминстер, слуги слышали эту фразу уже сотни раз.
Но лошади, какими бы неказистыми они ни были, казались невосприимчивыми ни к скользким дорогам, ни к холодным, пронизывающим ветрам — ко всему тому, что, без сомнения, весьма обеспокоило бы, а возможно, и совершенно вывело бы из строя их собратьев с юга, не привыкших к суровому климату Шотландии.