— Вербера в десятую операционную! Да не пыхти ты! Не такой уж он и тяжелый! Ты чего творишь, криворучка? А ну стой! Куда ты тащишь валькирию? В десятую палату, дурень! Таак! Погоди-и-и… Вертигра на МРТ! А мне плевать, что он много весит! Поместится, куда он денется? Коленом запихай, недотепа! Подкинь энергии жизни, чтобы обратился. Снимок должен быть в ординаторской через двадцать минут! Маргона в пятую смотровую! Я сам туда приду!
Кому-то все эти фразы могут показаться фантастической белибердой, кому-то розыгрышем. Только не мне. Я работаю в ночной смене в больнице на перекрестке семи миров больше двух лет.
Однажды вечером шла с работы, на родной Земле, поймала такси и… очутилась тут, среди волшебных существ. Полтора года обучения и стажировки медсестрой и вот он, головокружительный карьерный взлет — я врач третьей категории. Человеку пришлось бы учиться почти десять лет, стажироваться… Но мозг валькирии усваивает информацию не в пример быстрее, легче.
Но самое интересное не это! Самое интересное, что все два года я работала на испытательном сроке, в ожидании пока получу диплом Академии магической медицины. Стану врачом уже официально, по документам.
Еще бы! Валькирий седьмого уровня тут почти нет. Исцелять, как я, под силу лишь единицам. А то, что я никакой не медик, а рекламщик, дело десятое.
Начальнику ночной смены — Риккару, Рику, как его тут все зовут, так и вовсе плевать на мою прежнюю профессию. Василиск, что с него взять.
— Самира! Тебе нечем заняться? Или все же зашьешь парню лапу? — одернул меня Рик, привычно хмуря иссиня-черные брови. Его ярко-синие глаза полыхнули знакомым огнем.
Я отставила чашку с черным кофе на стойку регистрации — голубую, из пластика, похожего на подтаявший лед, и поспешила в первую операционную.
Следом засеменила медсестра Латифа — с ней я любила работать больше остальных. Маленькая, юркая и узкоглазая она напоминала кореянку, хотя на самом деле происходила из рода оборотней-лис.
Шустрая, с очень легкой рукой, Латифа была незаменима на осмотре и даже в операционной. А еще она никогда ничего не говорила мне под руку.
Первая операционная, как и вторая предназначалась для несрочных травм, требующих минимума энергии исцеления.
Рик брезговал рутиной. Поэтому особыми крестовыми швами из резиновых нитей— единственных, какие выдерживали обращение оборотней, обработкой ран специальным антисептиком для сверхсуществ занимались мы, его подчиненные. Точнее, наверное, подданные.
Василиск, способный видеть всех насквозь, почище рентгеновского аппарата и воскрешать только что умерших, имел здесь неофициальный статус царя и бога. И официальный — главврача и засранца, каких свет не видывал.
Операционная, выложенная полупрозрачной голубой плиткой, как и стойка регистратуры, напоминала ледяную пещеру. И холодрыга тут была такая же. Хорошо, что я ходила на работу не иначе как в шерстяных колготках и свитере, под голубой робой. Даже от нее словно веяло прохладой.
Рысь сидел на кушетке, положив больную руку на специальный высокий столик-подставку из того же пластика, что и все вокруг.
В воздухе пахло кровью и дезинфектором — ядреный аромат, хорошо, что я давно привычная. Поначалу глаза жутко слезились, болели, в горле першило.
Жилистый, гибкий оборотень, с ярко-рыжей, как и у большинства рысей шевелюрой наблюдал за мной хитрющими темно-серыми глазами.
— А ты ниче? — хмыкнул рысь, оглядев меня с ног до головы взглядом голодающего, обнаружившего на витрине сочный сэндвич. — Как зовут?
— Твой перелом ключицы, если не прекратишь на меня пялиться, — осадила я оборотня.
Все как обычно в нашем «дурдоме». Двусущие любвеобильные и нахальные, Маргоны, с которых люди рисовали эльфов, загадочные и утонченные. Даже если любвеобильные как двусущие. Василиски и драконы высокомерные до тошноты. А мы, валькирии, врачи и медсестры, стараемся не обращать на все это внимания. Потому, что все мы, валькирии из неволшебных миров, вроде моей, обычной Земли. И угодив в сказку, начинаем любить ее и получать удовольствие от общения даже с такими засранцами, как Рик.
Даже о том, что переход между мирами забирает воспоминания, почти никто не жалел.
Рысь хмыкнул, и пока я обрабатывала его рану откровенно «ночевал взглядом» на груди. Грудь у меня не огромная, но и не маленькая. Подчеркивать ее головокружительным декольте как некоторые местные девушки-оборотни не позволяет мерзлячесть. Но двусущим достаточно намека. Горячие они, оборотни — температура тела под 37, 5. И темперамент соответственный.
Рысь подвинулся на кушетке, поддернул черные джинсы и заломил бровь.
— Срежь ему рукав, — попросила я у Латифы. — И мне, пожалуйста, бинты, швы для оборотней, иголку и шпильку.
— А шпильку зачем? — хихикнула медсестра.
— Вставлю ему куда-нибудь, в чувствительное место. Слыхала выражение вставить шпильку? Пошутить, значит. Вот я и пошучу.
С внутренней стороны предплечье рыси было рассечено почти от локтя до запястья, но крупные сосуды не пострадали, да и рана выглядела чистой.
Я тщательно обработала ее дезинфектором. Оборотню явно успели вколоть обезболивающее, потому, что сидел он расслабленно и напрягался только чтобы изучить мою грудь с другого ракурса.
