Впервые Адель увидела ее в метро.
Девушка неторопливо прогуливалась по платформе, длинные темные волосы развевались на ветру, в черных глазах ярко – слишком ярко – отражался свет ламп. Прядь упала на лицо, и незнакомка изящным движением руки поправила ее. Окинула взглядом свое пальто, стряхнула невидимую соринку и продолжила путь. А люди бежали и, казалось, совсем не видели ее. Не толкали, нет, просто обходили стороной, будто опасаясь случайно дотронуться.
Незнакомка остановилась и, словно заметив их отчужденность, дьявольски улыбнулась и прыгнула прямо на семенящего к выходу мужчину. Тот сделал вид, что ничего не произошло, лишь нервно передернул плечами и обогнул девушку. Почему-то это ужасно развеселило ее, она громко и радостно засмеялась, обнажая острые зубки. Подошла к женщине и бесцеремонно засунула руку в ее сумочку. Та остановилась, нахмурилась и прижала сумку плотнее, но не высказала ни капли возмущения, лишь покорно замерла.
Незнакомка спокойно открыла добытое зеркальце, небрежным жестом, не отрывая взгляда от своего отражения, подтолкнула женщину вперед, будто разрешая ей идти дальше.
Ада смотрела на девушку во все глаза. Она любила наблюдать за проносящимися мимо людьми, украдкой следить за ними, пока те не скроются из виду, но ничего подобного раньше никогда не встречала. Конечно, она давно заметила, что люди в толпе равнодушны и на многое не обращают внимания, но чтобы настолько?
Незнакомка поймала взгляд Ады и почти мгновенно очутилась рядом. Усмехнулась прямо в лицо и спросила:
– Ну что, видишь меня? Видишь? Нет?
Адель отодвинулась, делая вид, что обращаются не к ней. Краем глаза заметила, как довольная улыбка тронула губы девушки. Может, стоит подойти и объяснить, что Ада вовсе не хотела на нее пялиться? Но тут увидела спешащую к ней мать.
Ада бросила быстрый взгляд на табло с часами и закусила губу. Полчаса, целых полчаса.
Время посещений не было строго регламентировано, с этим им повезло, но мать установила свою норму – в двенадцать дня, в пятницу, раз в две недели, по часу. Они опаздывали уже на тридцать минут, а значит, встреча будет вдвое короче.
Наверняка мать была почти в бешенстве: насколько она не любила опаздывать, настолько же часто это делала. Мать выглядела неопрятно и диковато: волосы выбились из-под платка, брови сведены в одну линию. Движения резкие и нервные. Она шла большими шагами, постоянно оглядываясь, словно бежала от кого-то.
– Здравствуй, – сказала Адель, когда мать подошла. Та кивнула и встала у самого края платформы.
Поезд не шел, и она нервно отстукивала ногой рваный ритм. Ада села на лавочку и снова принялась невольно следить за девушкой. Незнакомке надоело рассматривать себя в зеркале, она прислонилась к колонне и бросала быстрые взгляды на проходящих мимо людей, будто искала жертву. Вдруг глаза ее сузились, девушка хищно улыбнулась и рванула вперед.
Ада повернулась, чтобы не потерять незнакомку в толпе, и чуть не пропустила подошедший поезд. Двери уже закрывались, когда она вскочила в вагон. Мать ничего не сказала, только недовольно поджала губы.
Пока поезд разгонялся, Ада успела заметить, как таинственная девушка, совершенно не таясь, вынула розочку из букета прилизанного парня и ушла, пританцовывая, с цветком. Адель усмехнулась. Ей бы такую невидимость, никаких проблем не осталось бы.
Она прислонилась затылком к стенке вагона и закрыла глаза.
Поезд уносился все дальше, а из головы никак не шла черноокая незнакомка. Та легкость, то бесстрашие, с которым она двигалась в толпе, а особенно – от этого Аде стало немного не по себе – то, как спокойно она стянула зеркальце и розочку. Люди не могли просто не заметить кражи.
Всю дорогу до больницы Адель пыталась понять, как девушке это удалось. Обычная ловкость рук, гипноз или что-то иное? Очнулась от размышлений она только тогда, когда мать недовольно буркнула:
– Даша, соберись хотя бы немного.
Ада передернула плечами, услышав ненавистное ей имя, огляделась. Они стояли у КПП, и мать рылась в сумке в поиске пропусков. Охранник уже давно знал их в лицо и даже не смотрел на фотографии, но мать каждый раз долго перебирала бумажки, нервным жестом прикладывала тыльную сторону ладони ко лбу и щекам и что-то бормотала себе под нос.
Ада чувствовала, как ледяная рука сжимает ее сердце. Так случалось каждый раз, когда они шли к брату. Невыносимо было видеть трясущуюся мать, ее воспаленный, полубезумный взгляд, нервные резкие движения, но это была цена, которую Аде приходилось платить за посещение, а она и так не видела Марка целую вечность.
В последний раз, когда они приезжали, ему стало лучше. Врачи даже говорили, что, если тенденция продолжится, можно будет забрать брата домой. Вдруг сегодня им скажут: все, забирайте?
От этой мысли в груди потеплело. Ада боялась даже думать о том, что, может быть, сегодня они вернутся домой с Марком. Он попал в больницу так давно, что Адель почти не помнила его в Городе: на улицах, в школе, дома.
Наконец они прошли на территорию больницы. Ада обернулась к матери. Ее лицо казалось еще бледнее, чем обычно. Возможно, из-за розового цвета, в который выкрасили ограду больницы. Те, кто не знал, что за ней, думали – детский садик или школа: все было яркое, радостное. Впрочем, Аде это нравилось: лучше, чем грязно-желтые дома из страшных фильмов.
