Время, когда умирают и рождаются легенды (8).
Может ли машина испытывать боль?
«Конечно же нет!» - ответит большинство здравомыслящих разумных. И они будут, в общем-то, правы. Холодный металл не испытывает боли, страха или усталости. Все это — прерогатива живых существ. Естественная реакция организма на внешние и внутренние раздражители… Конечно, куклам и киборгам оставляют имитации болевых и многих других ощущений — без них теряется сам смысл существования этих квази- и полуорганических существ. Они должны испытывать весь набор чувств и эмоций, чтобы заключенная в них душа ощущала себя «живой». Однако в летящем высоко в небе алом мобильном доспехе даже близко не было ничего похожего на органику. Тем не менее, заключенной в нем душе казалось, что каждый атом этого металлического гиганта пылал нестерпимой болью, сжигающей саму его суть. Пируэт в разреженном воздухе. Уход от залпа слабеньких излучателей одного из десантных ботов. Удар плазменным мечом по вражескому доспеху. Выпущенный в борт спускаемой капсулы снаряд плазмера. Резкий рывок в сторону от мелькнувшего рядом белоснежного луча раскаленного воздуха, оставшегося после прохода снаряда тунельника через атмосферный газ. Попавший в бок плазменный заряд, так и не сумевший продавить усиленный божественной маной щит. Перезарядка. Пируэт… Атака… Уклонение… Перезарядка… Электронный мозг цифровой души работал без единой погрешности. Миллионы операций и расчетов в секунду, подавляющий технологический разрыв и напитывающая крылья божественная мана — все это, помноженное на личный талант и огромный боевой опыт пилота, позволяло ему на несколько порядков превосходить своих противников… Но в душе пилота не было ярости или азарта боя. Как не было спокойствия профессионала или радости фанатика. Там была лишь боль, постепенно уступающая место холодной пустоте. Душа Рани Льюиса стремительно умирала.
«Одно крыло никогда не поднимет птицу в небо…» - любили говорить в некоторых мирах. И Орден Стальных Крыльев слишком часто наглядно демонстрировал подтверждение этой поговорки… - Слушай, Рани… - Ммм? - По статистике живые пилоты умирают чаще. - Ой, Ири, не начинай… - И все же! Говорят, Аквотис часто возвращает души умерших пилотов… Но не всегда. Мне вот интересно, если меня сожгут, а бог откажется возвращать мою душу… Что ты будешь делать, Рани? - Как это «что»? Устрою кастинг на роль моего второго пилота! Вон, стоит только заикнуться, и тут такая толпа выстроится — выбирай фигурку и темперамент на любой вку… АЙ! - Дурак… У них часто случались такие разговоры. Боевые пилоты москитного флота, будь то простые смертные, одаренные асы или виртуозные Крылья, всегда несли самый большой процент потерь в глобальных сражениях. Молодые курсанты часто верили в свою неуязвимость. До первого боевого вылета. До того самого момента, когда на их глазах сгорала идущая рядом машина товарища, а собственный аппарат получал снаряд в бок… Рани разуверился в своей исключительности и неуязвимости очень давно. Еще в бытность пустоголовым новичком, летавшим на стареньком перехватчике. В тот день, когда он болтался среди пустоты в оплавленном куске того, что пираты оставили от его пустотника после короткого встречного боя. Когда молча смотрел в холодную тьму Пустоты, от которой его отделял лишь тонкий пилотский скафандр, пробитый и спешно запененный в трех местах. Именно тогда, ощущая как из раны на боку вместе с кровью вытекает его жизнь, тогда еще юный и полный оптимизма сильф впервые понял…
«Я не главный герой. Мне не суждено перевернуть жизнь этой галактики. Мне не суждено править межпланетными Империями, гасить или зажигать звезды… Я - боевой пилот. Я умру в пустоте и одиночестве, пропустив один единственный выстрел вражеского орудия. И тело мое, даже если от него что-то останется, вряд ли ждет достойное погребение…» Тогда он чудом выжил. Но смирение с неизбежностью пустило глубокие корни в душе пилота… И освободило его.
«Смерти не миновать. Так зачем ее бояться?» И страха за собственную жизнь не стало… Но появился страх за жизнь других. А когда серебряный доспех, летящий перед ним, сгорел во вспышке орбитального удара, в нем угнездился страх самой жизни. Страх существования без той, которая всегда была рядом… Он спросил у Стальных. Но линкор и дредноут были слишком далеко, чтобы «поймать» ее душу. Он спросил у Бога. Но Кузнец молчал. Лишь по тонкому каналу связи последователю пришло едва уловимое ощущение.
«Сожалею». И сейчас алый доспех рвался вверх. Сквозь бесконечный поток вражеских машин, сквозь бурю энергии, обломков и горящей атмосферы. Игнорируя команды общей сети, вызовы товарищей и здравый смысл. Он рвался туда, где мог получить ответ. Не потом, не когда-то… А прямо сейчас. Потому что ждать он не мог… И не хотел. Вот огонь планетарной битвы остался позади и доспех вырвался из атмосферы на орбитальное пространство. Тут тоже кипело сражение, но оно было намного привычней — не было сковывающих крылья ограничений трения и инерции. Можно было включить плазменные ускорители на максимум и рвануть вперед на околосветовой скорости. Что Рани и сделал, стремясь покинуть разрываемый сражением мир. Вырваться дальше. Туда, где обломки и покореженные корпуса еще живых кораблей не загораживали бездонную тьму Океана Пустоты. Туда, где вспышки излучателей и яркие шары безмолвных взрывов не заглушали холодный свет далеких звезд… И он вырвался. Легко и непринужденно рассек хаос пустотного сражения, словно это была обычная пробка на орбите какой-нибудь торговой планеты. И там, среди тишины и холода безразличной Пустоты, он сделал то, на что отваживался далеко не каждый… Он задал Ей вопрос. Но не о способе победы. Не о сакральных знаниях или несметных богатствах.