— Хватит! Я прошу тебя, не надо!
Наташа всхлипнула и отползла в сторону, придерживая разорванную на груди блузку. Губа распухла и неприятно покалывала, но девушка старалась не обращать на нее внимания. Матвей уже сделал свое дело, почему же он никак не отвяжется? Будто не понимает, что лежа в углу, в грязи, она не сможет заработать денег, чтобы вернуть ему долг.
— Я сказал, сучье рыло, чтоб завтра утром у меня в кармане было 200 баксов, — презрительно сказал Матвей и сплюнул на пол. Наташу передернуло от отвращения, но она благоразумно промолчала.
— Че ты молчишь, дура? — Матвей начинал закипать, но девушка прекрасно понимала, что она тут не при чем. Когда Матвей находился под кайфом, с ним еще можно было говорить, так сказать, по-человечески. Потому что тогда он был словно рыба, которая ни черта не понимает, да и не желает понимать. Когда ему не хватало на дозу, Матвей становился редкой сволочью. Многие его боялись, хотя особого авторитета среди местных воротил он не имел. Но если бы Наташа раскрыла рот и пожаловалась своему сутенеру, тот бы и пальцем бы не пошевелил. Все они, девочки у метро, были конвеерным товаром.
А Матвей запросто мог бы задушить ее, и это сошло бы ему с рук. Как покупателя и распространителя «дури» его ценили.
Не дождавшись ответа, Матвей со злостью пнул ее в бок ногой. Наташа постаралась сдержать крик боли, готовый сорваться с губ. По опыту знала, что это лишь удвоит его ярость.
Послышался звук шагов, и Наташа с Матвеем замерли, чуть дыша. Свидетели обоим были ни к чему.
Шаги становились все ближе, и уже сейчас вполне можно было определить, что у прохожего были трудности с ходьбой. Наконец, из-за угла показалась высокая сгорбленная фигура человека с гитарой, перекинутой через плечо.
— Чеченец, — с облегчением прошептала Наташа. Матвей услышал ее шепот и замахнулся было рукой, но девушка успела спрятать лицо в ладонях.
Чеченец — это хорошо. Хоть он слаб и практически беспомощен, рядом с ним она почему-то чувствовала себя в безопасности.
Чеченец хорошо пел, с душой и чувством, и вокруг него в метро нередко собиралась толпа. Многие любили его, хотя на уродство бродяги нельзя было смотреть без содрогания.
— Зачем ты бьешь девушку? — простой вопрос, заданный довольно спокойным тоном, в котором проскальзывала скрытая ненависть. У Чеченца был красивый голос — молодой, нежный, бархатистый.
— Отвали, урод, не то последнюю ногу вырву, — угрожающе сказал Матвей. Но Чеченца не так легко было запугать.
— Валяй. На двух протезах будет удобней.
— Ты что, нарываешься? — Матвей сжал было кулаки, но вовремя опомнился. Не драться же ему, в самом деле, с вонючим калекой, зарабатывающим на жизнь песенками в переходах. — Топай отсюда. И шалаву эту прихвати, расселась она тут…
Наташа проворно вскочила и, подбежав к Чеченцу, вцепилась в его локоть. Слава Богу, у Матвея было полно других дел, иначе им обоим пришлось бы плохо. Но если бы Чеченец не появился вовремя, ему хватило бы и минуты, чтобы превратить ее тело в сплошной синяк.
— Опять он тебя бьет? — спросил Чеченец, когда они подошли к метро, где им предстояло расстаться и разойтись по своим «рабочим» местам, — Когда ты перестанешь терпеть такую жизнь? Ты молода, красива, можешь уехать и забыть все к чертовой матери…
— Легко говорить, да сложно сделать. Нет у меня денег, образования, жилья. Все осточертело, особенно Матвей. Боюсь его до смерти. Но деваться мне некуда.
— Было бы желание…
— Кто бы говорил! — воскликнула Наташа, но тут же пожалела об этом. Она — здоровая крепкая кобылица, на двух ногах. А Чеченец… Преодолев отвращение, девушка заглянула ему в глаза, и поразилась увиденному.
— Тебе ведь нет еще тридцати, верно?
Чеченец грустно улыбнулся, обнажив беззубые десна, но ничего не ответил.
Тело обнаружили на станции метро около часа ночи. Милиция прибыла ровно через десять минут, немного опередив «Скорую», которой, в общем-то, спешить особо и не требовалось.
Убитый лежал в довольно странной позе, неестественно вывернув голову, и на лице его застыло удивление. Он явно не был готов к нападению и преспокойно поджидал свой поезд, очевидно, возвращаясь домой.
После беглого осмотра стало ясно, что целью нападения, скорее всего, был обыкновенный грабеж: в карманах убитого не обнаружилось ни денег, ни бумажника, ни мобильного — никакой ценной вещи. На шее остались следы от цепочки, довольно массивной, учитывая вмятины. На загорелом запястье виднелась полоска белой кожи — там, где люди обычно носят часы.
Врач, приехавший на скорой, констатировал смерть, по предварительным данным наступившую около часа назад.
— Быстро его обнаружили, — пробормотал майор Квасин, начальник убойного отдела. Как всегда. Все было так банально и обычно: звонок после полуночи, труп, срочная необходимость срываться с любимой подушки и лететь на другой конец города, чтобы нахвататься зрелищ, как раз на сон грядущий. Впрочем, Квасину давно перестали сниться сны.
— Жестко его сделали, — заметил врач, — Стукнули по затылку чем-то тяжелым. Видимо, хотели вырубить. Удар, кстати, довольно сильный. Убитый вполне мог потерять сознание. Но этого показалось мало, и ему свернули шею.
