К сожалению, в желании обрести светлое будущее мы часто опять возвращаемся в темное прошлое, которое на деле оказывается светлее того самого СВЕТЛОГО будущего. И опять начинаются поиски причин «наступления» на те же грабли. И мы в очередной раз попадаем под власть губительного сослагательного наклонения, забывая о том, что ошибочный ход УЖЕ СДЕЛАН и ни в коем случае нельзя повторять его в очередном движении к светлому будущему...
С того момента, когда я подсел на шахматы (лет в тринадцать), мне стало казаться, что в шахматах закодирована наша жизнь. Есть дебют (начало), есть миттельшпиль (середина) и есть эндшпиль (окончание). Проиграть или выиграть ту или иную партию можно в дебюте, можно в миттельшпиле, можно в глубоком эндшпиле, доводя соперника до сдачи или до мата. Или, наоборот, самому дотянуть партию (жизнь) до глубокого эндшпиля (старости), пытаясь свести ее хотя бы вничью... А затем – новая партия (реинкарнация) и попытки избежать совершенных в предыдущей жизни (партии) ошибок...
И почти всегда гроссмейстеры (и не только гроссмейстеры), сыграв очередную партию, подвергают ее анализу, повторяя все ходы с самого начала... И начинается: «Ах, зачем я на двадцатом ходу (году) пошел ТАК (сделал ЭТО)? Ведь если бы я пошел по другому варианту, все могло бы сложиться по-иному...» Или наоборот: «Ах, какой я молодец, что на двадцатом ходу пошел именно ТАК (сделал именно ЭТО)! Ведь все могло бы кончиться черт знает чем, пойди я иначе...»
И хотя ни в серьезной партии, ни в жизни нельзя вернуть назад уже сделанный ход, желание поплакаться по принципу «ах, если бы» или порадоваться по формуле «как хорошо я сыграл, а то бы...» (тяга к сослагательному наклонению) остается... Но еще и еще раз повторяю: ХОД СДЕЛАН...
Я долго не решался приступить к написанию этой книги. Когда человек подытоживает прожитое, это означает начало конца. Но каким бы ты ни был материалистом, в тебе всегда сидит идеалист. И этот идеалист внушает тебе надежду, что именно твоя жизнь будет бесконечной...
Понятие «никогда» с раннего детства вызывало в моем сознании некий ужас. Эта тема потом встречалась в некоторых моих рассказах и повестях.
Помню, умерла какая-то мамина родственница, и мама очень переживала. И я спросил: «А когда тетя Лида оживет?» И мама сказала: «Никогда»...
И я стал повторять про себя слово «никогда», и мне казалось, что это «никогда» когда-нибудь кончится, и через много «никогда» тетя Лида оживет. Но слово «никогда» опять жестко втыкалось в мое сознание, и это приводило меня в состояние ужаса.
И еще одно слово вызывает у меня до сих пор подобные ассоциации. Это слово «бесконечность»... Да, бесконечность, бесконечность, бесконечность... Но где-то же должен быть конец?
Ну да ладно. Просто к мемуарам и завещаниям у меня мистическое отношение. Кажется, что если ты составил завещание, то очень скоро все это должно осуществиться. А не хотелось бы... То же и с мемуарами. Кажется, что, взявшись писать мемуары, человек тем самым приближает конец жизни.
Кроме того, мемуары часто вызывают сомнения. Конечно, если человек в течение всей жизни ежедневно фиксирует события прошедшего дня и потом все это публикует, то сохраняется хоть какая-то документальность. И, наверное, это кому-то будет интересно. Кому-то, но не всем. Даже тогда, когда автор мемуаров – личность выдающаяся в историческом смысле слова. Я себя к таковым не отношу и не хочу навязывать картинки моей жизни другим людям. Тем более что никогда дневников не вел, полагаясь на свою память. Но память тоже не вечна... Допустим, произошло событие лет двадцать пять тому назад или еще раньше. И кажется, что ты это никогда не забудешь. Но проходят двадцать пять лет, ты пытаешься пересказать это событие кому-нибудь и вдруг понимаешь, что какие-то детали уже потеряны, имена не вспомнишь, место действия... Не говоря уже о том, что оценка произошедшего подверглась коррекции СЕГОДНЯШНЕГО отношения к жизни...
Поэтому книга моя – не мемуары, а некий анализ прожитого, подобно анализу только что сыгранной двумя гроссмейстерами партии с целью либо убедиться в правильности того или иного сделанного хода, либо не повторить совершенную ошибку в следующей партии (хочется верить в реинкарнацию)...
В детстве я два раза тонул. Откачивали. С той поры попытки даже самых высоких профессионалов обучить меня плаванию оканчивались безуспешно...
Больше всего люблю заниматься делами, которыми ранее никогда не занимался. Этим объясняются мои «ныряния» в кино в качестве артиста («Центровой из поднебесья» и «Очень важная персона»), в пение, в сочинительство песенных текстов.
Не люблю коллективный труд, так как он обезличивает человека. По этой же причине не выхожу на демонстрации ни в поддержку, ни против...
Что еще?.. Наверное, еще есть всякое разное. Но если я хоть чего-нибудь стою как писатель, то это «всякое разное» можно будет выудить из моих сочинений. На что и надеюсь...
Дату ухода из этой жизни, то есть из «способа существования белковых тел» (по Энгельсу), мне знать не дано.
