Жерар КЛЕЙН
Возвращение к истокам
Услышав сухое потрескивание, он резко обернулся, с трудом сохранив равновесие; он нервничал, и в его глазах застыла тревога. Все было, как обычно. Небольшая теплая комната, приоткрытое окно, полки, забитые книгами. Он подошел к столу, и на гладкой поверхности из темного старого дуба, в беспорядке заваленной исписанными листами бумаги, увидел яйцо.
И тут же подумал, что называть этот предмет яйцом не совсем верно; приятной зеленой окраской и гладкой, словно полированной поверхностью он походил скорее на драгоценный камень. Казалось, что он светился изнутри, если только это не свет лампы бросал на него трепещущие блики.
Его пальцы сомкнулись на предмете и обхватили его так удобно, что он испытал нечто вроде чувственного удовольствия. Яйцо показалось ему мягким и нежным на ощупь; казалось, что оно едва заметно пульсирует. Он поднес его к глазам и принялся рассматривать, не решаясь даже на мгновение разжать пальцы. Ему почудилось, что на гладкой изогнутой поверхности то расширялись, то сжимались микроскопические прожилки.
Но, вполне возможно, что его просто обманывали утомленные глаза.
Он сильнее стиснул яйцо в потной ладони, и у него внезапно возникло неудержимое желание смять, раздавить, уничтожить его. Желание бессмысленное, необъяснимое, к которому примешивался страх, шевельнувшийся где-то на задворках сознания. Медленно, словно с сожалением, он опустил руку и ударил яйцо об стол.
Послышался неприятный хруст, и он непроизвольно отшатнулся. В общем-то, он совсем не собирался разбивать его, тем более, что оно выглядело плотным и очень твердым. Взглянув на предмет, он увидел, что с ним что-то произошло.
Яйцо светилось более ярким блеском и — может быть, это глаза обманывали его? — казалось немного больше, чем раньше.
Нигде ни одного обломка скорлупы. Если бы не это, не сильный блеск и увеличение в размерах, то можно было бы подумать, что он разбил наружную оболочку; возможно, что яйцо состояло из многих последовательных слоев, скрывавших в центре какой-то непредставимый секрет.
Он медленно обошел вокруг стола, неосознанно стараясь, чтобы его и предмет разделяло как можно большее пространство. Он считался человеком достаточно трезвым и рассудительным, но не лишенным воображения; поэтому естественные наклонности нередко подталкивали его к фантастическим идеям. Но сейчас, оказавшись лицом к лицу с чем-то необычным, он чувствовал себя обескураженным. Тем не менее, любопытство волной поднималось в нем, волной могучей, неудержимой, сметающей остатки смутных опасений.
Откуда взялось яйцо? Благодаря какой магии или какой науке оно оказалось на его столе? Может, оно выпало из иного мира? Как оно ухитрилось преодолеть при этом преграды в виде крыши и потолка? Может быть, оно появилось из другого измерения? У него возникла мысль, что множество таких яиц могло внезапно появиться в самых разных местах на Земле...
Ответ был в яйце, он был уверен, и чем сильнее становилась его уверенность, тем больше ему хотелось разбить яйцо. Это желание было непреодолимым, почти болезненным, но ему почему-то не пришло в голову, что оно могло быть навязано извне. Он позволил руке дотянуться до стола; перебравшись через бумаги, карандаши, пепельницы, безделушки она осторожно направилась в тот отделенный и пустынный район поверхности, над которым одиноким куполом возвышалось яйцо.
Его пальцы опять обхватили яйцо. Нет, впрочем, не совсем обхватили, так как оно стало слишком большим; теперь между пальцами и ладонью оставалась девственно зеленая блестящая полоска. Ему показалось, что теперь он различал на поверхности яйца светлые пятна, неравномерно чередовавшиеся с более темными. Но это, наверное, была игра света.
Он осторожно взял яйцо и направился к камину. Здесь, держа яйцо над мраморной плитой, обрамлявшей устье камина, он разжал пальцы и позволил яйцу упасть.
Он опять услышал треск, но на этот раз был готов к нему. Он наклонился, и ему показалось, что яйцо дернулось к нему, так внезапно оно увеличилось, увеличилось настолько, что едва не заполнило собой всю комнату. Но, конечно, это было всего лишь иллюзией, так как ничто не давало основание утверждать, что яйцо стало больше, чем в тот момент, когда он впервые увидел его на столе; ничто, если не считать того, что он уже не мог обхватить его одной рукой. Впрочем, это ничего не значило — в конце концов, он мог и ошибаться. Он провел пальцем по мрамору. Никаких следов осколков скорлупы. Коснулся яйца ладонью и напрягся: ему почудилось, или в нем что-то на самом деле шевельнулось? Он ни в чем не был уверен; скорее всего, это очередная иллюзия.
У него в голове зароились странные мысли. А что, если это яйцо существует в пространстве, являющимся обратным по отношению к нашему? Может быть, там оно при каждом ударе уменьшалось? И в то же время здесь оно увеличивалось? А осколки очередной разбитой оболочки терялись в каком-то глухом закоулке пространства.
Его пальцы невольно ласкали яйцо. Могло ли оно ему пригодиться? Кому он мог рассказать о нем? Яйцо было чем-то ненормальным, тревожащим, даже смутно неприличным; наверное, лучше было бы не замечать его, словно оно никогда не появлялось на его столе. Но это было невозможно, потому что его свечение, явно теперь более яркое, опаловыми отблесками ложилось на выцветшие обои и белый потолок.
