Свод современных
некомпетентностей,
которые можно устранить
ускоренным прямодвижением
В этой книге упоминается Джеймс Джойс и его роман «Поминки по Финнегану». Почему?
Роман Джойса — это история электрической обратной трайбализации Запада и история того, как Запад культурно покорял Восток. Пожалуй, Джойс — единственный человек, который осознал, что все социальные перемены суть последствия внедрения новых технологий (этих самоампутаций нашего бытия) и их проникновения в нашу чувственную, сенсорную жизнь. Эти перемены радикально меняют образ мира, который мы создаем и лелеем, а потому всякая техническая инновация вызывает у нас беспокойство и даже нервное расстройство, и в итоге все оборачивается войнами в тщетных попытках восстановить старые образы.
В «Поминках» действуют десять громов, имя каждого представляет собой криптограмму или код громового удара и его последствий, то есть глобальных технологических потрясений в истории человечества. Когда племенной человек слышит гром, он спрашивает: «И что на этот раз?» Это инстинктивная реакция, точно также мы говорим «Спасибо».
Джойс не только один из лучших социальных инженеров всех эпох, он еще отличный юморист, и его перу принадлежат замечательные образчики афоризмов и едких насмешек, причем он ухитрялся находить смешное в самых повседневных фактах.
В книге «Взломщики кода» Дэвид Кан обращает внимание на то, что, похоже, ускользнуло от взглядов исследователей творчества Джойса. Это касается Дж. Ф. Бирна, Крэнли из «Портрета художника в юности», автора романа «Годы молчания» и многолетнего друга Джойса. Крэнли прожил всю свою взрослую жизнь по адресу Леопольда Блума — в доме № 7 по Экллз-стрит в Дублине. Он изобретал криптограф, прибор, способный «обеспечить подлинную безопасность коммуникациям всех народов и стран». Кан пишет: «Для этого понадобились всего-навсего пустая коробка из-под сигар, несколько мотков проволоки и пара радиодеталей». Что касается Джойса, тот в «Поминках» вскользь характеризует собственный метод обращения со словами, аналогичный методу Бирна: «...можно лепить с помощью клея и скрепок, корябать палочкой в песке или выкладывать камешками; ночной экспресс поет свою песню, песню воробьиного восторга на стыках колес и проводов...» Если кому-то метод Джойса не по нраву, вспомните: это всего лишь привычка продираться сквозь мозаику форм любой среды, лингвистической или географической.
К слову — о нашей текущей борьбе с «нарастающей угрозой коммунизма».
Механицистский процесс, начавшийся в XVIII столетии и обернувшийся возникновением новой сервисной среды — пресса, шоссе и почтовые маршруты, — быстро получил подкрепление с открытием парового двигателя и изобретением железных дорог. К середине XIX века уровень сервисов, доступных фабричным рабочим в индустриальном обществе, уже намного превосходил по масштабу сервисы, которые мог монополизировать частный капитал. Ко времени Карла Маркса «коммунизм», возникший из этих сервисов, настолько превзошел былое частное богатство и связанные с ним сервисы, что для Маркса, жившего в новой коммунальной среде, было вполне естественно использовать его как зеркало заднего вида в выражении утопических чаяний. Так зародился парадокс бедности среди изобилия. Даже нищие обитали и обитают по сей день в окружении коммунальных сервисов стоимостью в миллиарды долларов. И все же коммунальное богатство, созданное механическими продолжениями человека, было быстро уничтожено электрической средой, которая началась с телеграфа и неумолимо развивалась в информационную среду. С наступлением информационной эпохи все территориальные претензии, бизнес-цели и политические устремления мало-помалу становятся иллюзорными. К настоящему времени коммунизм насчитывает уже более столетия, а мы сами глубоко погрузились в новый век племенной вовлеченности. Так возникает другой парадокс: посредством электрических технологий отсталая страна наподобие СССР может превзойти былые механические технологии. Отсталые страны могут «подключиться» к электрической среде, а вот высокообразованные страны склонны, скорее, «отключаться».
Даже сегодня вполне реально встретить высокообразованных людей, которые и не подозревают, что только фонетически грамотный человек живет в «рациональном» или «живописном» пространстве. Открытие или изобретение такого пространства, однородного, непрерывного и связанного, явилось «экологическим» итогом развития фонетического алфавита и его влияния на чувственную жизнь древних греков. Подобная форма рационального и живописного пространства есть окружающая среда, которая неведома никакой другой форме письменности, будь то древнееврейская, арабская или китайская.
Сейчас, когда мы живем в электрической среде и внутри закодированной информации не только визуально, но и в сенсорном режиме, вполне естественно, что у нас появилось новое восприятие, которое разрушает монополию и приоритет мира видимого, заставляет этот старинный мир выглядеть таким же причудливым, как средневековый герб на двери химической лаборатории.