Война и мир в глобальной деревне - [4]

Шрифт
Интервал

Мода есть искусство бедного человека


Возможно, ближайший аналог искусства в его восточном восприятии для западного мира проявляется в моде, которую не так давно обозвали «войной кошельков». Мода, слабость богатого человека, отвлекает его от отвлечений через отвлечения. Мода есть искусство бедного человека, неподкупная благодать жизни, в которой он участвует исключительно как зритель. Если переводить на язык чувств, мода непогрешима. Наравне с хитовой музыкой, фильмами и сферой развлечений, мода стремится заполнить вакуум нашей чувственной жизни, образовавшийся из-за технологических новинок. Возможно, поэтому она мнится выражением

столь колоссальных предпочтений, пока длится. Джеймс Джойс отдает ей ключевую роль в «Поминках по Финнегану», в главе о Шуткоролеве. Шуткоролева отлично олицетворяет собой войну и агрессию. В ее жизни одежда — оружие: «Я — королева замка, а ты грязный плут». Уже в первой строчке «Поминок» — «река бежит, мимо дома Евы и Адама», — Джойс описывает перемены в природе, случившиеся со времени грехопадения. Это больше не мир Адама и Евы, это тот мир, в котором Ева имеет преимущество над Адамом. Одежда как оружие стало приоритетным социальным фактором. Одежда разрушает среду, зато создает новую. Она уничтожает основы, врагов, конкурентов и скуку. Как адаптация к миру, она прежде всего адаптация к миру, сотворенному самой модой, и состоит из имитации старой одежды. Как Левенштейн объяснил в своем пассаже о зрении как произвольном приспособлении к миру человека, мода также обладает неизбежным сенсорным откликом на мир человека.

В родовом, или устном, мире нет моды в смысле меняющихся дизайнов и тканей. Вся одежда и все технологии — часть ритуала, который отчаянно

стремятся сохранить неизменным и стабильным. Устное, или родовое, общество владеет средствами поддержания стабильности, далеко превосходящими визуализацию или возможности цивилизованного и фрагментированного мира. Устная речь и слух структурированы полным и синхронным полем отношений, называемым акустическим пространством. Довольно сильно отличается от них визуальный мир, где особые цели и взгляды естественны и неизбежны. Эшли Монтегю объясняет в «Революции человека»:


Факт в том, что человек, становясь цивилизованнее, делается все агрессивнее и злобнее. Насилие, которое приписывают его истиной природе, на самом деле приобретено в сравнительно недавний период культурной эволюции человека. В наше время большинство людей вырастают настолько приученными к жизни для себя, что нам трудно понять большую часть человеческой истории, когда рассказывается об обеспечении благополучия сородичей. Если мы неправильно истолковывали жизнь доисторического человека и его дочеловеческих предков благодаря искажающей перспективе наших современных предрассудков, у нас больше не остается причин продолжать в том же духе. Важнее всего для нас — не отрицать наши предрассудки и предубеждения, признать их и принять во внимание свидетельства, касающиеся природы наших древних предков в свете фактов.

Полезно узнать, что цивилизация — продукт фонетической грамотности, и когда она начинает растворяться в электронной революции, мы снова открываем для себя родовую и комплексную осведомленность, которая проявляется в полном сдвиге нашей чувственной жизни.


Цивилизация — мать войны


Если греки обрели в своем чувственном мире Евклидово пространство и визуальную специализацию, то римляне ушли еще дальше. В «Началах архитектуры» Зигфрид Гедеон объясняет, что римляне первыми стали огораживать территории и первыми создали живописное пространство в архитектуре. Речь о римских арках. Ни греки, ни другие, более ранние общества не строили арок. Это чисто технический момент, его пока можно обойти; скажем лишь, что с тех пор никто не задавался вопросами относительно

одержимости римлян визуальной организацией пространства. Между римской и греческой культурами огромная пропасть, возможно, это связано с освоением папируса римлянами — ведь папирус стимулировал визуальную культуру сильнее чего бы то ни было до изобретения книгопечатания Гутенбергом.

Столь же глубокая пропасть между римлянами и средневековыми культурами возникла в связи с исчезновением запасов папируса и последующим спадом в визуальном мире. Гигантская волна египетского национализма затопила индустрию папируса, был запрещен его экспорт в Римскую империю. Единственным, кто действительно обратил на это внимание, оказался Гарольд Иннис, канадский экономист и социолог, автор книги «Смещение связи». Греки не использовали папирус вовсе, поэтому они не строили дорог, на которые опирались культуры папируса и — позже — бумаги. Папирус, легкий и легко транспортируемый материал, был вдобавок достаточно дешевым, и его имелось в избытке для ежедневного использования. Естественно, больше всего он пригодился римской армии. Связанный с фонетическим алфавитом, папирус стал основой огромной сети прямых дорог, которая придала особый характер военной активности римлян. Папирус требовался для руководства армией из бюрократического центра. Ни у Александра Македонского, ни у других греческих полководцев такой потребности не возникало.

Продолжить чтение
Еще от автора Герберт Маршалл Маклюэн
Понимание медиа: Внешние расширения человека

В первом приложении к нашей большой серии «Публикации ЦФС» мы помещаем знаменитую и грандиозную по степени влияния на умы социальных мыслителей второй половины ХХ века работу замечательного канадского ученого и публициста Герберта Маршалла Маклюэна «Понимание медиа», давно уже ожидаемую в русском переводе.Книга предназначена для социологов, социальных психологов и антропологов, культурологов, философов и всех изучающих эти дисциплины.

Галактика Гутенберга

«Галактика Гутенберга» — один из самых значительных трудов канадского ученого Маршалла Мак-Люэна, литературоведа, социолога, культуролога, известного представителя техницизма в философии культуры. Некоторые его гипотезы стали аксиомами нашей цивилизации, а целый ряд его оригинальных положений и сегодня разрабатывает современная маклюэнистика.В «Галактике Гутенберга» представлен мозаический подход к историческим проблемам. После естественности и гармоничности отношений, присущих трайбализму, наступила эпоха абсолютной власти визуализации.

Рекомендуем почитать
Imperium. Философия истории и политики

Данное произведение создано в русле цивилизационного подхода к истории, хотя вслед за О. Шпенглером Фрэнсис Паркер Йоки считал цивилизацию поздним этапом развития любой культуры как высшей органической формы, приуроченной своим происхождением и развитием к определенному географическому ландшафту. Динамичное развитие идей Шпенглера, подкрепленное остротой политической ситуации (Вторая мировая война), по свежим следам которой была написана книга, делает ее чтение драматическим переживанием. Резко полемический характер текста, как и интерес, которого он заслуживает, отчасти объясняется тем, что его автор представлял проигравшую сторону в глобальном политическом и культурном противостоянии XX века. Независимо от того факта, что книга постулирует неизбежность дальнейшей политической конфронтации существующих культурных сообществ, а также сообществ, пребывающих, по мнению автора, вне культуры, ее политологические и мировоззренческие прозрения чрезвычайно актуальны с исторической перспективы текущего, XXI столетия. С научной точки зрения эту книгу критиковать бессмысленно.

Смысл жизни человека: от истории к вечности

Монография посвящена исследованию главного вопроса философской антропологии – о смысле человеческой жизни, ответ на который важен не только в теоретическом, но и в практическом отношении: как «витаминный комплекс», необходимый для полноценного существования. В работе дан исторический обзор смысложизненных концепций, охватывающий период с древневосточной и античной мысли до современной. Смысл жизни исследуется в свете философии абсурда, в аспекте цели и ценности жизни, ее индивидуального и универсального содержания.

Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.

Становление европейской науки

Первая часть книги "Становление европейской науки" посвящена истории общеевропейской культуры, причем в моментах, казалось бы, наиболее отдаленных от непосредственного феномена самой науки. По мнению автора, "все злоключения науки начались с того, что ее отделили от искусства, вытравляя из нее все личностное…". Вторая часть исследования посвящена собственно науке.

О смешении и росте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Город по имени Рай

Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.

Репрессивная толерантность

Эссе одного из наиболее известных философов-марксистов «франкфуртской школы» об обманчивости современной толерантности, которая стала использоваться для завуалированного подавления меньшинств вопреки своей изначальной сущности — дать возможность меньшинствам быть услышанными.

Восстание масс

Испанский философ Хосе Ортега-н-Гассет (1883–1955) — один из самых прозорливых европейских мыслителей XX века; его идеи, при жизни недооцененные, с годами становятся все жизненнее и насущнее. Ортега-и-Гассет не навязывал мысли, а будил их; большая часть его философского наследия — это скорее художественные очерки, где философия растворена, как кислород, в воздухе и воде. Они обращены не к эрудитам, а к думающему человеку, и требуют от него не соглашаться, а спорить и думать. Темы — культура и одичание, земля и нация, самобытность и всеобщность и т. д. — не только не устарели с ростом стандартизации жизни, но стали лишь острее и болезненнее.

Капитализм и шизофрения. Книга 1. Анти-Эдип

«Анти-Эдип» — первая книга из дилогии авторов «Капитализм и шизофрения» — ключевая работа не только для самого Ж. Делёза, последнего великого философа, но и для всей философии второй половины XX — начала нынешнего века. Это последнее философское сочинение, которое можно поставить в один ряд с «Метафизикой» Аристотеля, «Государством» Платона, «Суммой теологии» Ф. Аквинского, «Рассуждениями о методе» Р. Декарта, «Критикой чистого разума» И. Канта, «Феноменологией духа» Г. В. Ф. Гегеля, «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше, «Бытием и временем» М.

Сумерки идолов. Ecce Homo

Фридрих Ницше — имя, в литературе и философии безусловно яркое и — столь же безусловно — спорное. Потому ли, что прежде всего неясно, к чему — к литературе или философии вообще — относится творческое наследие этого человека? Потому ли, что в общем-то до сих пор не вполне ясно, принадлежат ли работы Ницше перу гения, безумца — или ГЕНИАЛЬНОГО БЕЗУМЦА? Ясно одно — мысль Ницше, парадоксальная, резкая, своенравная, по-прежнему способна вызывать восторг — или острое раздражение. А это значит, что СТАРЕНИЮ ОНА НЕПОДВЛАСТНА…