При заключении Адрианопольского трактата, в 1829 году, Порта отказалась в пользу России от всего восточного берега Черного моря и уступила ей черкесские земли, лежащие между Кубанью и морским берегом, вплоть до границы Абхазии, отделившейся от Турции еще лет двадцать тому назад. Эта уступка имела значение на одной бумаге – на деле Россия могла завладеть уступленным ей пространством не иначе как силой. Кавказские племена, которые султан считал своими подданными, никогда ему не повиновались. Они признавали его, как наследника Магомета и падишаха всех мусульман, своим духовным главой, но не платили податей и не ставили солдат. Турок, занимавших несколько крепостей на морском берегу, горцы терпели у себя по праву единоверия, но не допускали их вмешиваться в свои внутренние дела и дрались с ними или, лучше сказать, били их без пощады при всяком подобном вмешательстве. Уступка, сделанная султаном, горцам казалась совершенно непонятною. Не углубляясь в исследование политических начал, на которых султан основывал свои права, горцы говорили: “Мы и наши предки были совершенно независимы, никогда не принадлежали султану, потому что его не слушали и ничего ему не платили, и никому другому не хотим принадлежать. Султан нами не владел и поэтому не мог нас уступить”. Десять лет спустя, когда черкесы уже имели случай коротко познакомиться с русской силой, они все-таки не изменили своих понятий. Генерал Раевский, командовавший в то время черноморскою береговою линией, усиливаясь объяснить им право, по которому Россия требовала от них повиновения, сказал однажды шапсугским старшинам, приехавшим спросить его, по какому поводу идет он на них войной: “Султан отдал вас в пеш-кеш, – подарил вас русскому царю”. “А! Теперь понимаю, – отвечал шапсуг и показал ему птичку, сидевшую на ближнем дереве. – Генерал, дарю тебе эту птичку, возьми ее!” Этим кончились переговоры. Очевидно было, что при таком стремлении к независимости одна сила могла переломить упорство черкесов. Война сделалась неизбежною. Оставалось только сообразить необходимые для того средства и отыскать лучший путь к покорению горцев, занимавших новоприобретенную часть Кавказа.
Для того чтобы получить понятие о нашем положении на восточном берегу Черного моря, в 1835 году, когда судьба забросила меня в Абхазию, необходимо познакомиться с обстоятельствами, сопровождавшими первое появление здесь русских войск.
При Селиме II и Амурате III турки подчинили себе Гурию, Имеретию, Мингрелию и Абхазию. В 1578 году они построили две крепости на берегу моря, одну в Поти, другую в Сухуми. К этому времени, кажется, можно отнести также постройку турецкой крепости у натухайцев, на берегу Геленджикской бухты. В 1771 году абхазцы восстали против турок и принудили их оставить Сухум. Во главе восстания находились два брата, Леван и Зураб Тервашидзе. Поссорившись между собой, один из них, Леван, передал Сухум опять туркам, которые держались в нем после того не более трех лет, утомленные беспрерывными нападениями абхазцев. Тогда Келеш-бей Шервашидзе занял Сухум, силой подчинил себе абхазцев и отдался под верховную власть султана, признавшего его за то владетелем Абхазии и сухумским наследственным пашой. Подчиненность Келеш-бея турецкому правительству длилась также недолго. Дав убежище Тегер-паше требизондскому, осужденному Портою на смерть, он навлек на себя ее негодование и стал искать покровительства России, принявшей в то время под свою защиту Грузинское царство. В то же время он перешел, как говорят, тайным образом в христианскую веру. Турки, услыхав о перемене веры и о сношениях Келеш-бея с русскими, подкупили его старшего сына, Аслан-бея, убить своего отца, которому он должен был наследовать. Преступление совершилось в Сухуме; но Аслан-бей не воспользовался его плодами. Младшие братья его, Сефер-бей, Бостал-бей и Гассан-бей, осужденные на гибель подобно отцу, успели спастись и вооружили против него всю Абхазию. Аслан-бей бежал в Батум от народного мщения, после чего Сефер-бей явно принял христианскую веру и в 1808 году отдал Абхазию под покровительство России, поставленной в необходимость воспользоваться его предложением. От занятия нашими войсками Абхазии и от учреждения в ней некоторого порядка зависело спокойствие Мингрелии, признавшей над собою, подобно Грузии, власть России. Кроме того, Сухум, пользующийся единственным удобным рейдом на всем восточном берегу Черного моря, от Батума до Геленджика, обещал доставить нам военные и торговые выгоды, которыми нельзя было пренебрегать, думая о будущности вновь приобретенных закавказских провинций. По этому поводу и согласно с желанием самого владетеля русские войска вступили в 1810 году в Абхазию, вытеснили турок из Сухума и поместили в нем небольшой гарнизон. Это обстоятельство нисколько не изменило существовавшего в Абхазии порядка дела. Владетель по-прежнему оставался полным властелином своего народа. Не думая о новых завоеваниях, русское правительство не увеличивало в Абхазии войск, продолжавших занимать одну сухумскую крепость; не мешалось во внутреннее управление княжества и заботилось только об уничтожении влияния турок на народ, обнаруживавший склонность, по примеру владетеля, возвратиться к христианской вере, которую исповедовали его предки. Турки, бежавшие из Сухума, рассыпались между тем по всей Абхазии и с ожесточением возбуждали народ против русских. Отцеубийца Аслан-бей также не переставал разными происками набирать себе приверженцев в Абхазии, и число их возрастало с каждым днем. Первый порыв негодования против него прошел, а турки твердили беспрестанно абхазским магометанам, что Келеш-бей, как отступник, заслужил смерть от руки сына, который в этом случае не совершил преступления, будучи только слепым исполнителем воли Аллаха. Такое толкование поступка Аслан-бея находило веру и одобрение со стороны недовольных в Абхазии, пользовавшихся его именем и его будто бы не угасшими правами на княжество для того, чтобы производить беспорядки всякого рода. При таких тревожных обстоятельствах две русские роты, находившиеся в Сухуме, едва были достаточны для обороны крепости и не могли думать о водворении порядка в крае. В 1821 году Сефер-бей умер, оставив наследником княжества своего старшего сына Димитрия, воспитывавшегося в Петербурге. Пользуясь его отсутствием, абхазцы, волнуемые Аслан-беем, турками и Гассан-беем, готовившимся, со своей стороны, завладеть княжеством в ущерб своего племянника, вооружились против русских, поддерживавших право законного наследника. Для усмирения Абхазии была назначена экспедиция, кончившаяся водворением Димитрия на княжеском престоле. Гассан-бея схватили и отправили в Сибирь, где он прожил около пяти лет, по истечении которых ему было дозволено вернуться в Абхазию. В 1824 году умер Димитрий, не оставив детей. Восстание в Абхазии повторилось и вызвало новое вооруженное вмешательство со стороны русских, в пользу Михаила, второго сына покойного Сефер-бея.