Вильгельмъ Александровичъ Рехтбергъ, петербуржецъ, на видномъ посту, 48 лѣтъ.
Маргарита Николаевна, жена его, 30 лѣтъ.
Дмитрій Владиміровичъ Лештуковъ, литераторъ, 42 лѣтъ.
Андрей Николаевичъ Ларцевъ, художникъ, 28 лѣтъ.
Кистяковъ, Леманъ молодые русскіе художники въ заграничной командировкѣ.
Берта Ивановна Рехтзамме, Амалія Карловна Фишгофъ – русскія пѣвицы на усовершенствованіи квартирныя хозяйки всей остальной русской компаніи.
Франческо д'Арбуццо (Ѳедоръ Ѳедоровичъ Арбузовъ), начинающій русскій пѣвецъ изъ купеческихъ сынковъ, 26 лѣтъ.
Черри, хозяинъ купальнаго заведенія, старикъ.
Альберто 27 лѣтъ, служащій y Черри.
Джyлія, 19 лѣтъ, служащія y Черри.
Графъ Францъ-Mарія-Августъ-Гербертъ Кольраушъ фонъ – Грабенсдорфъ, курортный хлыщъ изъ Вѣны.
Карабиньеръ.
Нарядная дама.
Негритенокъ.
2 горничныя.
3 факкино (носильщики).
Mаттіа, камердинеръ Ларцева.
Mатросъ.
Лодочникъ.
Депутатъ Пандольефи.
Джіованни, пѣвецъ.
10–15 горожанокъ.
Карабиньеръ.
Матросы, лодочники, торговцы, купальщики, купальщицы, курортная публика, всякій народъ[1].
Дѣйствіе происходить въ наше время, въ Италіи, на купаньяхъ въ Віареджіо, на тосканскомъ берегу Средиземнаго моря.
Уголокъ скромнаго купальнаго заведенія Черри на Средиземномъ морѣ, въ Віареджіо. При поднятіи занавѣса, первымъ впечатлѣніемъ зрителя должна быть сіяющая даль свѣтлаго итальянскаго утра. Безконечный видъ на море, кипящее бѣлымъ, шумнымъ прибоемъ y берега, потомъ синее, изумрудное съ фіолетовыми пятнами и, наконецъ, подъ самымъ горизонтомъ, гдѣ серѣетъ нѣсколько косыхъ латинскихъ парусовъ, оно жемчужнаго цвѣта. Глубоко въ море уходитъ большая досчатая веранда на старыхъ столбахъ, обомшенныхъ, обросшихъ черными раковинами, Передъ верандой, въ моръ, limite – веревка на шестахъ, за которую воспрещается выходить неумеющимъ плавать. Веранда выступаетъ на заднемъ планъ сцены съ правой стороны однимъ своимъ бокомъ. Отъ нея къ переднему плану ведутъ мостки, поддерживающіе короткій коридоръ между кабинъ, отъ которыхъ внизъ къ водъ опущены лѣстнички. Публика. Видна дверца первой кабины, рѣшетчатая, крашеная зеленымъ, завѣшанная изнутри бѣлымъ. Съ мостковъ спускается на берегъ лѣстница съ перилами. Онъ обвѣшаны простынями, купальными костюмами, полотенцами и т. д. Передній планъ справа занятъ навѣсомъ, гдѣ, подъ циновками и соломенною крышею, обвитою плющемъ, устроенъ маленькій буфетъ, съ пузатыми фіасками въ соломѣ, съ темными бутылками, съ грудою устрицъ, лимоновъ; тутъ же продажа раковинъ, коралловъ, морскихъ звѣрушекъ и т. д. Несколько столиковъ съ соломенными стульями старыми, порыжѣвшими. Уходъ со сцены направо – между навѣсомъ буфета и лѣстницей съ мостковъ: свободная песочная полоса, по которой бродятъ купальщицы. Слѣва стѣна, сплошь затянутая вьющимися розами, изъ-за нея торчатъ олеандры въ полномъ цвѣту, верхушка пальмы. Мимо стѣны два ухода со сцены налѣво: на первомъ планѣ, передъ рампою, и на заднемъ планѣ, y самаго прибоя. Въ течете всего акта въ моръ плаваютъ, по лѣстницамъ кабинъ поднимаются и сходятъ купальщицы и купальщики. На limite то и дѣло мѣняются фигуры въ пестрыхъ купальныхъ костюмахъ. На верандъ, – кто въ обычныхъ лѣтнихъ костюмахъ, кто въ мохнатыхъ бѣлыхъ балахонахъ съ капюшонами. Издали несутся – живой международный говоръ, смѣхъ, всплески воды, иногда взлетаетъ столбъ брызгъ, кто-нибудь бросился въ море съ трамплина. Мѣрный, величественный, мягкій, ласкающій шумъ прибоя раздается все время. При поднятіи занавѣса Черри одиноко дремлетъ на стулѣ y своего буфета. Леманъ и Кистяковъ, въ бѣлыхъ балахонахъ и веревочныхъ туфляхъ, лежатъ на пескѣ въ глубинъ сцены, y прибоя.
Кистяковъ. Ну и волны сегодня, послѣ бури. Ну, и море!
Леманъ. Температура настоящая. Жжетъ!
Кистяковъ. Массажъ, а не вода. Спину чешетъ и шерсть со шкуры сводитъ.
Леманъ. Это Маргарита Николаевна тамъ y каната?
Кистяковъ. Въ голубомъ беретъ? Она.
Леманъ. То-то итальяшки кругомъ вьются. Словно мухи на медъ.
Кистяковъ. Вкусная!
Леманъ. Лештукова нѣту, вотъ она и красуется.
Кистяковъ. Отчего не красоваться, коли Богъ красоту далъ?
Леманъ. Лештукова жаль. Спутала она его.
Кистяковъ. Чего жалѣть? Не мужъ! Да, кажется, покуда еще и не любовникъ.
Леманъ. Влюбленъ ужъ очень. Мучится.
Кистяковъ. А, не люби чужую жену.
Леманъ. Кокетка она.
Кистяковъ. Грѣшный человѣкъ, не охотникъ я до подобныхъ дамъ. Попадись на крючокъ, – замытаритъ. Ядъ для нашего брата, артиста. Лештуковъ зачѣмъ въ Віареджіо пріѣхалъ? На покоѣ романъ писать. А что за два мѣсяца написалъ? Видѣли мы.
Леманъ. Мало?
Кистяковъ. Немного. «Въ прекрасный апрѣльскій день, по солнечной сторонѣ Невскаго», – и аминь. И ниже профиль Маргариты Николаевны, да росчерки: Лештуковъ, Лештуковъ, Лештуковъ.
Леманъ. Грустно! Талантъ вѣдь.
Кистяковъ. Бѣда съ этими старѣющими знаменитостями. Публикою набалованъ, бабами набалованъ, деньга въ карманъ плыветъ, славою, можно сказать, облопался, нѣтъ, всего мало, бѣсится съ жиру. Подавай ему идеальныхъ чувствъ, пламенныхъ страстей и неизвѣстныхъ ощущеній. Баловники!
Леманъ. Да ужъ хоть бы искалъ-то, въ комъ слѣдуетъ, а то…
Кистяковъ
