Борис Виан
Волк-оборотень
Он жил в лесу Фос-Репоз у подножья Пикардийского склона очень красивый матерый волк с черной шерстью и красными глазищами. Звали его Дени, и любимым развлечением его было наблюдать, как машины из Виль д'Авре, прибавляя газу перед подъемом на косогор, мчались по блестящему шоссе, к которому иногда, в дождь, прилеплялось оливковое отражение громадных деревьев. Он любил также, летними вечерами, рыскать в придорожных кустах и заставать там врасплох влюбленных, нетерпеливо возившихся с целым комплектом эластичных деталек, к сожалению, представляющих в наши дни неотъемлемую принадлежность дамского белья. С философской задумчивостью он следил за этой битвой, изредка увенчивающейся успехом, и стыдливо удалялся, покачивая головой, когда добровольная жертва, так сказать, подвергалась закланию. Потомок древнего рода цивилизованных волков, Дени питался травкой и голубыми гиацинтами, которые по осени сдабривал грибами, а в зимнюю пору, против своей воли, разумеется, бутылками молока, которые таскал из большого желтого грузовика Молочной Компаний; к молоку он питал отвращение из-за присущего ему животного привкуса и с ноября по февраль проклинал суровое время года, вынуждавшее его портить себе желудок.
Благодаря врожденной скромности Дени жил в полном согласии со своими соседями, ибо те и не догадывались о его существовании. Он нашел приют в пещерке, выкопанный в свое время отчаявшимся золотоискателем, которому всю жизнь не везло и который, уверившись в том, что ему вовек не отыскать "Корзинку Апельсинов" (см. Луи Буссенара), на склоне лет решил копать землю - занятие столь же бесплодное, сколь и маниакальное, во всяком случае, в умеренном климате. Дени устроил там уютное логово, которое мало-помалу отделал колпаками колес, гайками и деталями автомобилей, подобранными на дороге, где частенько случались аварии. Без ума от техники, он обожал созерцать свои трофеи и мечтал о мастерской, которой в один прекрасный день непременно обзаведется. Четыре шатуна из легкого сплава поддерживали крышку от чемодана, заменявшую стол" кровать состояла из кожаных сидений старой развалюхи фирмы "Амилькар", мимоходом втрескавшейся в высоченного здоровяка - платана, а две шины служили роскошными рамками к портретам горячо любимых родителей; все это с большим вкусом сочеталось с более обыденными предметами, некогда собранными золотоискателем.
Чудесным августовским вечером Дени неторопливо совершал свой ежедневный моцион. Полная луна плела кружева из теней листьев, и на свету глаза Дени принимали пленительные рубиновые оттенки арбуазского вина. Дени подходил к дубу, где обычно поворачивал обратно, когда на его пути волею судеб возникли Сиамский Маг, который по документам именовался Этьеном Пампль, и малышка Лизет Конфет, чернявая официантка из ресторана "Гроией", под каким-то предлогом завлеченная Магом в лес Фос-Репоз. Лизет обновила пояс "Загляденье" и этому препятствию, для преодоления которого Сиамскому Магу понадобилось шесть часов усилий, Дени и был обязан этой встречей в столь поздний час.
К несчастью для Дени, обстоятельства были против него. Стояла полночь; Сиамский Маг превратился в комок нервов; а вокруг в изобилии произрастали волчьи-глазки, собачьи-рожи и заячьи-лапки, с недавних пор в обязательном порядке сопровождающие явление ликантропии - или скорее антрополикии, как мы сейчас узнаем. Озверев от появления Дени, который, кстати сказать" повел себя деликатно и уже удалялся, бормоча извинения, Сиамский Маг, не добившись от Лизет желаемого и испытывая острую потребность дать какой-нибудь выход избытку энергии, бросился на нив чем неповинное животное и хищно цапнул в самое уязвимое место - под лопатку. Тоскливо визжа, Дени удрал со всех лап. Вернувшись домой, он свалился от необычной усталости и уснул тяжелым сном с проблесками тревожных сновидений.
Мало-помалу он позабыл о происшествии, и по-прежнему дни менялись, одинаковые и разные; приближалась осень, у которой такое странное свойство заставлять краснеть листья деревьев. Дени объедался груздями и белыми грибами, иногда подцепляя семейку опят, почти неразличимых на коре пня, и как чумы боялся неудобоваримых свинушек. Теперь гуляющие быстрее уходили из леса по вечерам, и Дени раньше ложился спать. Однако ночь, казалось, совсем не приносила ему отдыха, и после сна, напичканного кошмарами, он просыпался разбитым, с опухшей мордой. Он даже меньше стал увлекаться техникой и, случалось, начищая позеленевшую латунную трубку, среди бела дня застывал с тряпкой в бессильно повисшей лапе, погрузившись в раздумье. Сон его становился все более беспокойным, и Дени недоумевал, не находя этому причин.
В ночь полнолуния он вдруг проснулся, дрожа от озноба, как в лихорадке. Протирая глаза, он изумился непривычности своего состояния и поискал выключатель. Он зажег великолепную фару, доставшуюся ему в наследство от ополоумевшего "мерседеса", и ослепительное освещение озарило закоулки пещеры. Нетвердой походкой он доплелся до зеркальца от автомобиля, прикрепленного над туалетным столиком. Тут он с удивлением поймал себя на том, что стал на задние лапы, но еще больше был поражен, когда увидел свое отражение: из круглого зеркальца его разглядывала чудная, бледноватая, лишенная шерсти физиономия, где только красивые рубиновые глаза напоминали о его прежнем облике. Издав нечленораздельный крик, он оглядел себя и понял, почему его пронизывает холод. Пушистая черная шкура исчезла, и перед ним находилось неуклюжее существо - точь-в-точь один из тех мужчин, над неловкостью которых в любовных делах он обычно подсмеивался.
