Клаус сидел на плоском камне на вершине холма близ дороги. Обзор ничто не загораживало, и, несмотря на то, что холм был довольно маленький, видно было далеко. Сколько Клаус ни шел, вокруг все оставалось без изменений. Люди говорили, что эта дорога ведет к морю, но до сих пор ему даже ручейка на глаза не попадалось.
Ему было почти уже десять лет. Каково на вид море, он даже представить себе не мог, но был уверен, что не прошел мимо него ненароком. Должно быть, путь предстоит долгий. Сунув деревянную клюку под мышку, мальчик глотнул из кожаного меха. Вода неприятно пахла кожей, но по крайней мере смочила горло.
Ветерок всколыхнул каштановые волосы. Мальчик оглянулся. Совсем недавно его вышвырнули из поместья, но оно уже совершенно скрылось из виду. Клаусу вовсе не было одиноко; наоборот, ему очень хотелось крикнуть «так вам и надо!», хотя он понятия не имел, почему. Сейчас надо было сосредоточиться на том, что впереди.
Близ дороги цвели белые цветы; Клаусу подумалось, что сейчас он и его спутница остановятся, и так и произошло. Зима ушла, унеся с собой холодные сухие ветра. Сейчас воздух был напоен теплом весеннего солнышка и запахом травы.
Она сидела перед этими совершенно обычными цветами и пристально их разглядывала, недоумевая, что это такое; ее поза делала ее похожей на пасущуюся козу. С близкого расстояния можно было разглядеть, что на ней довольно грязный балахон, но издалека – коза козой.
Звали ее Ариеттой. Она сказала Клаусу, что не знает, сколько ей лет, но мальчик, немного раздосадованный, что она выше его ростом, решил, что она старше его года на два.
– Ариетта!
Услышав его возглас, девочка наконец подняла голову.
– Мы же пообещали до заката пройти четыре холма?
Клаус не очень понимал, что творится у нее в голове, но кое-что про нее он уже знал. Например, он знал, что просить ее что-либо сделать бесполезно, а вот обещания свои она держит. Пока он в этом не убедился, несколько раз уже, когда Ариетта так вот застревала, он подумывал бросить ее и уйти вперед.
Девочка медленно поднялась на ноги; вид у нее был такой, словно она уже скучала по тому пейзажу, который остался позади. Клаус мог лишь вздохнуть.
– Ты что думаешь, они редкие?
Поскольку он до сих пор сидел на камне, ему пришлось поднять голову, чтобы взглянуть девочке в лицо. Из-за надвинутого капюшона, если только не смотреть в упор, лица не разглядишь. С самого начала путешествия мальчик догадывался, что оно красивое, хотя его практически не видел.
– Это… цветы, да?
Девочка говорила таким тоном, как будто это для нее было очень важно.
– Да, это цветы. Мы их вчера уже видели, и позавчера тоже.
Взгляд ее синих глаз вернулся к цветам; очередное дуновение ветерка всколыхнуло выбившиеся из-под капюшона золотистые пряди волос.
– Но… так странно…
– Что странно?
Впервые девочка посмотрела на него. Ее голова была вопросительно склонена вбок.
– Как они живут без вазы?
При этом вопросе Клаус не стал хмурить брови – он просто отвел взгляд от ее лица.
– Эй! Сказано же было, чтобы ты не пачкалась! У нас же нет воды!
Вытянув руки девочки из рукавов, он убедился, что они все в земле… даже под ногтями земля. Маленькие ручки, всегда такие очаровательные, выглядели ужасно. Клаус попытался вытереть их своим поясом вместо полотенца, потом отставил подальше и строго посмотрел.
– Меня учили, что грязь существует только в нашем сердце. Не лги.
Клаусу хотелось огрызнуться, но он не осмелился.
– Ты права. Моя вина.
Девочка улыбнулась одними глазами и кивнула, явно удовлетворенная его ответом.
В общем, свое обещание они не выполнили и не прошли четыре холма. Но в итоге Клаусу пришлось есть свой обед, выслушивая нотации Ариетты, которая отчитывала его за то, что он не сдержал слова, – уж непонятно почему. К обеденному времени они оба сильно проголодались, потому что Ариетта категорически не соглашалась есть завтрак.
По правде сказать, в пеньковой суме, которую Клаус нес за спиной, было не так уж много еды. Несколько больших – больше, чем лицо человека – твердых лепешек из овса, каким кормят лошадей, немного жареных бобов, соль и где-то с чашку воды в мехе.
Все это им дали в поместье, из которого их выгнали. Клаус знал, что им с Ариеттой придется туго, если они все как следует не спланируют. В каждую трапезу он съедал лишь немного, после чего решительно затягивал горловину сумы. К счастью, Ариетта тоже ела мало. Сегодня она съела, может, десяток бобов и восьмушку лепешки.
Перед и после каждой трапезы она молилась, вознося благодарность Единому богу. Вообще-то еду ей давал Клаус – она-то ничего с собой не взяла, когда они вместе вышли. Клаусу казалось, что Ариетта должна благодарить его, а не Единого бога, но девочка отвечала просто: «Вся еда изначально от Господа».
Это, конечно, был хитрый ответ; Клаус не мог придумать, что возразить. Оставалось лишь молча смириться. Несмотря на то, что Ариетта постоянно убеждала его делать все так, как она считает нужным, если бы Клауса спросили, умна ли она, он не нашел бы что ответить. И вдобавок ко всему – невероятно, но она не знала практически ничего.
