Энциклопедический словарь
Изд. Брокгауза и Ефрона,
т. I, СПб., 1891
АДАШЕВ, Даниил Фёдорович, младший брат Алексея Адашева. Службу начал вместе с братом. В 1551 году, в чине стряпчего, состоял при воеводах, отвоевавших правый берег Волги от Казани к Московскому государству. В 1552 году участвовал в Казанском походе. В 1553 году, начальствуя отрядом боярских детей и вятчан, ходил по Каме, Вятке, Волге и бил непокорных казанцев и ногаев. В Ливонской войне, начавшейся в январе 1558 года, был одним из воевод, под начальством которых русское войско страшно опустошило Ливонию на пространстве 200 вёрст, везде побивая немецкие отряды; участвовал во взятии Нарвы и Нейшлота, в осаде Дерпта, пожалован в окольничие (1559 г.). Адашев особенно прославился смелым набегом на Крым (весной 1559 г.). С 8000 войска Адашев сел на лодки, им самим построенные близ нынешнего Кременчуга, спустился по Днепру в море, взял два турецких корабля, высадился в Крыму, опустошил улусы, освободил множество христианских пленников и навёл ужас на татар, застигнутых врасплох. Пленных турок, взятых при нападении на Крым, Адашев отослал к очаковским пашам, велев сказать им, что царь воюет с врагом своим Девлет-Гиреем, а не с султаном, с которым хочет быть в дружбе. С большою добычей Адашев благополучно отплыл обратно, хотя хан с большим войском гнался за ним по берегу Днепра до мыса Монастырки близ Ненасытецкого порога, но не решился напасть на Адашева и ушёл обратно. Когда гнев Грозного обрушился на Алексея Адашева, Даниил Адашев в 1561 году сложил голову на плахе, вместе со своим 12-летним сыном Тархом.
Светлой памяти Александра ТАРАДАНКИНА,
фронтового побратима —
ПОСВЯЩАЮ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДАНИИЛ И КАТЕРИНА
од вечер апрельского дня, когда в храмах Москвы ещё шла служба в честь святого Нифонта, епископа Новгородского, и преподобного Руфа, затворника печорского, на Арбате появился обоз из четырёх возов, впереди которого ехала большая колымага, запряжённая четвёркой буланых лошадей. Она свернула в Староконюшенный переулок, за нею потянулись два крытых возка и две повозки со скарбом. Было похоже, что путники одолели дальнюю дорогу и их кони тянули возы из последних сил. В Староконюшенном переулке обоз ещё раз свернул за угол, скрылся в Сивцевом Вражке и вскоре остановился у палат боярина Фёдора Григорьевича Адашева. В доме Адашевых приезда гостей в это время не ждали, ворота и калитка были на запоре. Но вот из колымаги выбрался священнослужитель, подошёл к калитке и подёргал за верёвочку. Где-то внутри двора что-то прозвенело, и калитка распахнулась. Перед священником появился пожилой дворовый человек и, улыбнувшись, радостно сказал:
— Господи, никак отец Питирим!
— Он самый, сын мой Онисим.
— Ворота прикажете отчинить?
— Да уж как тебе сподобится, а нам дальше некуда ехать.
— Сей миг и спроворим. — И Онисим крикнул во двор: — Гришутка, ну-ка лети ко мне! Распахни ворота!
— Погоди, Онисим. Ты допрежь боярину дай знать. А вдруг оказия какая и не позволит вольничать?
— Напрасно так глаголете, отец Питирим. Батюшка Фёдор всегда рад вашему приезду. Токмо он ноне на молении в Кремле и со всеми чадами.
— Коль так, отворяй ворота. Табором на дворе встанем, пока суд да дело.
— Да полно, отец Питирим. Для вас и в хоромах двери отчинены.
Вскоре лошади втянули колымагу, возки и повозки во двор. Из колымаги высыпало семейство отца Питирима: жена Авдотья, три дочери — Катерина, Пелагея, Мария — и сын Антон.
— Видишь, Онисим, с какой сворой я прикатил?
— Знаем же, отец Питирим, не от сладкой жизни бегаешь. Татарский полон кому не страшен!
— Да за себя-то я не боюсь, не дамся басурманам. О чадах скорблю. В прошлом году едва мы подворье покинули, как нехристи в Козельск нахлынули. Я как вернулся из стольного града к пастве, так сердце кровью и облилось: пустой град увидел — всё пограбили, кого в полон увели.
— Не приведи Господь, — вздохнул Онисим.
— И ворогу не пожелаю того, — согласился Питирим Вешняков. И заторопился: — Ты тут, сын мой Онисим, пригляди за чадами моими, а я в Кремник[1] слетаю, брата Фёдора попытаюсь в храме застать. Он в Благовещенском, поди?
— Знамо, батюшка Питирим. В другие храмы он не ходит.
На этот раз отец Питирим приехал в Москву с серьёзным намерением. Он отважился идти на поклон к митрополиту Макарию, чтобы тот дал ему приход поближе к стольному граду, дабы избавиться наконец от вечного страха попасть со всей семьёй в татарский полон. Иссякли у него силы вот уже десять лет кряду покидать каждую весну свой приход, оставлять сиротами прихожан, влачить с семьёй жалкое существование беженца. Страдал он и за детей, особенно за девочек. Ведь было же два раза, когда Крымская орда напала на Козельск зимней порой. Тогда Бог миловал: не удалось орде одолеть стены крепости, малой силой пришли. А будь войска чуть больше, как бы всё закончилось?.. Так размышлял сорокапятилетний отец Питирим, спеша по Арбату в Кремль, чтобы застать там на молении боярина Фёдора Адашева.
Но их встреча не состоялась. Был будний день, и у Фёдора Адашева оказались важные дела на службе. Вместе со старшим сыном Алексеем он исполнял их в Поместном приказе. В эту пору Алексей был при молодом царе Иване Четвёртом стольником