Тогда ещё кругом шла немецкая война. Много нужно было для конницы лошадей, и доставали их отовсюду: покупали у крестьян, на ярмарках, забирали без денег, привозили издалека, из степей — от башкир и туркестанцев.
Пригнали раз в полк свежих лошадей, поставили на плацу, распределили — какую куда. Белые лошади шли драгунам, чёрные и жёлтые — гусарам, серые — пограничникам, а лошади в пятнах и никакого цвета — в обоз, возить двуколки и телеги с имуществом.
Пришёл на плац толстый офицер, нарядный, с золотым карандашиком, чтобы распоряжаться.
Пришёл прыщавый писарь — с табуреткой, чтобы разложить бумаги.
Стали водить лошадей мимо них.
Каждую лошадь вёл новобранец. Лошади дрожат: иные от любопытства, иные от испуга, иные просто от злости. Новобранцы дрожат тоже: первый раз лошадей ведут перед начальством.
Остановят лошадь против офицера, скомандуют ей: смирно! — а офицер и не смотрит. Он делает рукой знак: следующую! И ждёт.
Писарю же приходится очень жарко. Он должен записать, куда лошадь идёт, и тут же имя придумать. А лошадей больше сотни в партии, и все имена должны начинаться на букву «ч».
Такой был заведён порядок: старые лошади, кадровые, все на букву «а», резервные из запаса — на «о», а молодые, новенькие — на «ч».
Писарю приходит беда. У него в голове и трёх слов на «ч» нет. Поэтому носит он с собой старый, потрёпанный словарь. Раскроет его и набирает подряд: Чечета, Чечевица, Чаша, Челябинск, Чурбан, Чирий.
Лошадей ведут быстро — только успевай выбирать. А лошадям наплевать, как их называют. Они носятся, фыркают, прядут ушами и очень недовольны, что их водят взад и вперёд.
Упарился писарь совсем, фуражка его съехала набок, пот вытирать некогда, карандаш сломался, — смена не приходит, а в это время подводят замечательного коня.
Конь весь белый, волос лоснится, глаза смуглые, поступь гордая, уши стоят, мундштук покусывает и гривой трясёт.
Взглянул писарь в словарь — ещё больше вспотел. Ни одного слова на «ч» больше нет. Дальше уже на «ш» пошло. Что тут делать?
А конь на месте не стоит. Трясёт новобранца во все стороны. Растерялся писарь, офицер на него строго глядит — почему задержка, — писарь имя придумывает, не придумать никак — не идут имена в голову.
Ждал-ждал конь — как рванёт новобранца, как даст задними ногами по табуретке. Упала табуретка, бумаги рассыпались, подбежали старые солдаты, взяли коня, но он всё волнуется.
— Вот чёрт! — закричал писарь и со злобы взял и написал коня Чёртом.
С тех пор он до конца своей военной жизни так и носил это имя.
Пришли на другой день в конюшню новобранцы. Новобранцы службы не знают, лошади тоже не знают, чего от них хотят. Люди лошадей боятся — иные только у извозчиков и видели лошадей; лошади от людей ворочаются, ногами бьют.
Начали новобранцы седлать их. Кто подглядел накануне лошадей потише, тот и бежит к ней. А тихие лошади и есть самые ядовитые.
К Чёрту же подступа вовсе нет.
И с одного бока, и с другого бока заходил к нему солдат с седлом — никак седла на спину не накинуть.
Заплакал новобранец от обиды, но тут увидал его горе старый драгун. Кликнул он ещё народу, и впятером кое-как оседлали.
Один за голову держал, другой за хвост, прижав его к стенке, один за одну ногу, другой за другую, а пятый седло подтягивал.
Как повёл Чёрта новобранец из конюшни, старый драгун сказал ему вслед:
— Я не я — пропадёшь ты с ним, парень!
Вышел Чёрт на поле, хорошо кругом, зелено, ветру много, пошёл Чёрт в ряды, порядка не нарушает.
Вахмистр, старая казарменная крыса, велит садиться. Сели новобранцы. Кони не умеют ни стоять, ни ходить по-военному. А Чёрт как пошёл крутить по полю, боком, боком — понёсся в сторону, обскакал всех, только пыль встаёт.
