Глава 1
Баренцево море. Май 1942 г
Всегда обидно, если подводит техника, которой привык доверять, тем более когда это происходит в бою. И уже совсем глупо выглядит что-нибудь ломающееся по причине… иноземных традиций качественного производства. На этот раз слишком хорош оказался двигатель…
Еще в самом начале, когда Савинов атаковал снизу второй «Юнкерс», ему почудилось, что упали обороты мотора. Но туша немецкого бомбардировщика уже заполнила собой прицел, и он нажал на гашетку. Истребитель содрогнулся. Н-на!!! Получай! Огненные трассы пулеметов вспороли бледно-голубое брюхо фашистского самолета. Полетели куски обшивки, и в следующий миг «Юнкерс» взорвался. Обломки чудом не зацепили «Киттихаук» Савинова, – он даже не успел испугаться. Оторванная плоскость крыла с угловатым крестом промелькнула над самой кабиной. Истребитель нырнул сквозь пламя. Мгновенная пляска огненных сполохов, вперемешку с клубами дыма. «Киттихаук» швырнуло, подбросило. Сашка вцепился в рукоять управления как клещ. И вдруг все кончилось. «Пронесло вроде», – подумал он.
Выходя из атаки, быстро осмотрелся. Картина вырисовывалась бодрящая.
Корабли конвоя упорно шли на юго-восток, где в туманной дымке виднелись очертания полуострова Рыбачий. К потрепанному истребителями строю фашистских бомберов тянулись трассы зенитного огня.
В первой же атаке Савинов сбил ведущего немецкой группы, лишив атакующих управления. Потом все завертелось. Сверху навалились «мессеры». Леня Кухаренко был подбит и вышел из боя со снижением. Пара Покровского связала немецкие истребители боем, оттягивая их в сторону, а Савинов насел на бомберов. Те стали вываливать груз прямо в море и ложиться на обратный курс, а последний сбитый «Юнкерс», эффектно взорвавшись, довершил дело. Дорога на Мурманск для конвоя была открыта. Это вам, гады, не сорок первый…
Несколько дымных хвостов от сбитых машин уходило к воде. Савинов заметил парочку парашютов. «Вроде немецкие», – подумал он. Видны были и пожары на транспортах, но, похоже, не слишком сильные. В наушниках сипело и рычало. Иногда слышались обрывки фраз на немецком и русском. Савинов поискал взглядом своих, но вместо этого увидел пару «мессеров», заходящих на него в атаку.
Уклоняясь от них, он нырнул в облака и в этот момент понял – что-то не так. Обороты мотора снова упали. Он бросил взгляд на приборы. Проклятие! Оказывается, все это время двигатель был на форсаже, и похоже, стружка попала в фильтр. Американское качество – дышло им в печень! Их хваленый «аллисон» работал так мягко, что на слух определить перегрузку движка было нельзя, а следить за приборами в бою тяжело – нет времени. Чуть отвлекся – и тебя уже сбили!
Савинов убрал газ и попытался связаться с КП[1] полка. Связь была хреновая, но он все же передал, что сбил двоих и есть проблемы с мотором. Некоторое время эфир молчал, а затем сквозь хрип и завывания пробился голос комполка: «…есятый! Десятый! Держись! К вам идет помощь. Как только подойдут – выходи из боя! Как понял? Повторяю…»
– «Лето», это Десятый. Вас понял! – Оставалось только надеяться, что неведомая помощь подойдет скоро. Когда он выруливал на взлет – на аэродроме не оставалось ни одного самолета. Хотя это могут быть ребята из 78-го ИАП,[2] в котором он воевал до недавнего времени, пока его не перевели во второй Гвардейский, командиром эскадрильи…
Перед тем как покинуть спасительные облака, он снова взглянул на приборы. Обороты больше не падали. Ну, может, еще повоюем…
Возможность представилась сразу же. «Киттихаук» вывалился из облачности прямо над парой «мессеров». Те ли это самолеты, что гонялись за ним, или другие, – неважно. Ну, держитесь, гады! Савинов спикировал на ведущего. Пулеметные трассы дымными шильями пронзили пятнистый фюзеляж, брызнуло в стороны остекление кабины. «Сто девятый» перевернулся через крыло и камнем пошел вниз. Летчик, похоже, был убит сразу. Его ведомый поспешно отвернул и стал уходить, хотя имел неплохой шанс отомстить за командира – русский истребитель после атаки оказался ниже него. Сделав ему вслед неприличный жест, Савинов заложил глубокий вираж… и тут мотор окончательно сдох. Судя по приборам, давление масла стремительно падало. Обороты тоже. Под крылом проносились корабли конвоя. Высота – метров пятьсот. Стало ясно, что до берега не дотянуть – надо прыгать, пока хватает высоты. Он попытался открыть фонарь кабины и похолодел – заклинило! Видимо, обломок взорвавшегося «Юнкерса» все же зацепил самолет. Он попробовал снова. Бесполезно, заклинило намертво – да и высоты уже нет…
Все как-то замедлилось. Совсем близко летчик увидел седые валы Баренцева моря, такие холодные в мае… «Вот как все кончается, Сашка, – двадцать два сбитых фрица, звезда Героя и вся любовь…» Почему-то всплыло в памяти лицо немецкого пилота, подбитого недавно над аэродромом. Когда нашли его парашют, он уже умирал. Суровое лицо, спокойное – не такими Савинов представлял себе фашистов. Их все больше показывали в кинохронике какими-то уродцами… Рыцарский крест на шее и пятьдесят две отметки побед на киле «Мессершмитта». И взгляд… Так когда-то смотрел отец. Савинов помнил своего отца – хотя вырос в детдоме.
