— Ты просто невозможна!
Это было сказано раздраженным, нетерпеливым тоном. Диана де Фурнье подняла глаза с наигранно обиженным выражением.
— Я? Невозможна? В чем же это выражается?
Эжен де Фурнье возмущенно посмотрел сверху вниз в лицо своей матери, сощурив темные глаза.
— Ты прекрасно знаешь, что собираешься играть судьбой этой девушки, преследуя собственные цели.
— Вовсе нет, Эжен. Если я и попытаюсь манипулировать ею, то с самыми чистыми намерениями. Помимо всего прочего, такова была последняя воля ее отца, и я ни при каких условиях не могла отказать ему.
— Мне кажется, ты редко отказывала ему в чем-либо, — буркнул ядовито сын.
Диана улыбнулась, готовая погрузиться в воспоминания.
— Да, верно. Наша связь длилась почти двадцать лет. Мы с Эдвардом очень дорожили друг другом.
— Но недостаточно, чтобы заключить брак, — произнес Эжен, бросив на мать насмешливый взгляд. — По-моему, быть так долго чьей-то любовницей — странно. Это не свидетельствует о сильном чувстве.
— У нас не было возможности пожениться. Мы оба уже были связаны брачными узами. — Диана говорила тоном, не допускающим возражений. Она встала, оправляя платье, затем заглянула в мрачное, настороженное лицо сына. — Тебе пора ехать, — решительно заявила она.
Эжен резко повернулся и прошелся по комнате, кипя от возмущения.
— Не знаю, и зачем я только согласился! — резко сказал он. — Мне вся эта история очень не нравится. Она не достойна тебя. Ты намеренно вмешиваешься в жизнь человека, которого совершенно не знаешь.
— Мне многое известно из ее жизни. Она нуждается в помощи, и кто еще может предоставить эту помощь, как не я?
— Ты ее совсем не знаешь! — задыхаясь, крикнул Эжен. — Может быть, девушка не поспешила бы так охотно приехать, если бы догадывалась о твоем коварстве и твоих планах.
Он вдруг остановился и впился бешеным взглядом в лицо Дианы.
— Она обещала приехать, — пытаясь сохранять спокойствие, произнесла мать. — Она дала торжественную клятву своему отцу, и я позвонила ей по телефону, как только получила письмо Эдварда. Он обо всем договорился с дочерью незадолго до смерти, и мне осталось только принять к сведению, что девушка согласилась приехать сюда. Кроме того, мой друг, ты не представляешь, что я собираюсь предпринять. — Диана строго посмотрела на сына, как бы показывая, что она упряма и полна решимости идти до конца. Уж во всяком случае, ничего не боится. — Обычно я держу свои мысли при себе и о своих делах не распространяюсь.
— Да уж, ты обожаешь секреты. Я определенно не знал ничего о деле, которое тянулось на протяжении почти всей моей жизни.
— А тебе и незачем было знать об этом. Ты был подростком, то есть в том возрасте, когда все люди — отчаянные максималисты и обожают вставать в позу обличителя. Мы с Эдвардом тщательно скрывали нашу любовь. Мы не собирались трубить о ней направо и налево, ведь у нас никогда не было ни малейшего шанса пожениться. Все упиралось в твоего отца. Я никогда не развелась бы с ним, независимо от моих чувств к нему. Я выходила замуж на всю жизнь.
Эжен цинично засмеялся. Он с вызовом смотрел на мать, держа руки в карманах. От его высокой фигуры веяло жесткой мужественностью, неуступчивостью, и тогда она, пытаясь быть тактичной, приняла несколько смущенный вид.
— Ну, этим объясняется, пожалуй, еще не все. У меня был ты. В конце концов, все должно было достаться тебе, и у меня не было ни малейшего намерения лишать тебя хотя бы части твоего наследства только из-за того, что твой отец и я абсолютно не переносили друг друга. Представляешь, что было бы, если бы я объявила ему о разрыве. Мне известно, что гласит закон, но я прекрасно знала, что за человек твой отец. Чтобы навредить мне, он поднял бы на ноги всех своих адвокатов, те придумали бы хитроумный ход против меня. А это неминуемо означало бы прямой ущерб для тебя. Ты бы многого лишился в результате моего развода с твоим батюшкой. Он был способен мстить мне до гробовой доски, тщательно спланировав все заранее. Я не могла так рисковать.
— Все это просто отвратительно, — прорычал Эжен.
В его глазах закипала ярость, хорошо знакомая Диане де Фурнье.
— Ты не счел бы это отвратительным, окажись сам в таком положении, — резко сказала она. — А теперь поторопись, милый. Мы не должны допустить, чтобы девушка стояла, дрожа от страха и не зная, встретят ее или нет.
— Она дрожала бы еще сильнее, знай, с чем ей предстоит столкнуться, — ядовито заметил Эжен.
В ответ мать смерила его долгим взглядом с ног до головы и усмехнулась.
Эжен был высок и строен, его густые, черные как смоль волосы были красиво подстрижены и доходили почти до плеч. В нем чувствовалась огромная сила. Его широкие атлетические плечи резко контрастировали с узкими бедрами. Длинные, сильные ноги, обтянутые джинсами, и изящные руки аристократа, которые сейчас он засунул в карманы, дополняли портрет совершенного в своей элегантности молодого мужчины. В нем соединились лучшие черты двух миров: неуемная жизненная энергия и практицизм от матери-англичанки, происходившей из небогатой семьи, и светский лоск и обходительные манеры, когда снисходил до условностей, — от отца-француза, дворянина старинного рода. Смесь получилась, довольно своеобразной: Любая женщина обратила бы внимание на его мужественную, с легким оттенком грусти красоту и звериную собранность, грацию в каждом движении. Это, однако, слегка пугало.
