— Еще два дня, господин барон, и мы будем в Каире. Наш учитель географии называл этот город жемчужиной Востока. С каким восторгом рассказывал он о Египте, хотя и не видел его никогда собственными глазами. А я и мечтать не мог о том, что так скоро попаду в Африку. Эти слова произнес юноша лет восемнадцати; подбородок его, покрытый редким пушком, очевидно, еще не был знаком с применением бритвы.
— Если бы вы продолжали заниматься архитектурой, Брем, вы вряд ли когда-нибудь оказались бы здесь. Боюсь, что отец и вся ваша семья все еще огорчены вашим отъездом из мирного Рентендорфа. Наше путешествие по Африке таит в себе много неизвестного, никто не знает, что произойдет с нами в ближайшие же месяцы. В качестве архитектора вы могли бы спокойно провести жизнь за чертежной доской и письменным столом.
— Господин барон, вы не хуже меня знаете, что я не создан для такой тихой жизни. Что знали бы мы об окружающем мире, если бы все люди замыкались в четырех стенах.
Собеседники сидели на палубе барки в тени распущенного паруса. Проплывавшие мимо берега сияли сочной зеленой окраской, пальмовые рощи, могучие ветвистые сикоморы, цветущие поля, в течение тысячелетий обрабатывавшиеся деревянными сохами, непрерывно сменяли друг друга. Это была дельта Нила — один из самых плодородных районов Африки.
Движение на реке было очень оживленным. Многочисленные парусные барки плыли по этой важнейшей торговой магистрали страны. Солнце стояло почти в зените и беспощадно заливало все жаром своих лучей.
Описываемый разговор происходил 3 августа 1847 года. Африка в то время была еще в большей своей части недоступна и неизвестна европейским путешественникам и ученым. Карты африканского континента были покрыты многочисленными белыми пятнами, отмечающими районы, где ни разу еще не ступала нога европейца.
Медленно и плавно катились в широком русле желтые, насыщенные илом воды реки. К берегам приходили на водопой домашние буйволы, на песчаных отмелях сидели стаи белых цапель и пеликанов. Высоко в небе парили крупные коршуны; заметив внизу полуразложившийся труп какого-либо павшего животного, они камнем падали на землю и жадно приступали к трапезе. С громкими криками, отталкивая друг друга крыльями, толпились они у трупа до тех пор, пока от него не оставалась груда обглоданных костей.
Однообразная зелень берегов время от времени сменялась деревней — желтыми глинобитными хижинами феллахов; иногда попадались сверкающие белизной мечети, стройные минареты которых, как иглы, вонзались в голубизну неба.
За несколько дней путешественники устали от многообразия новых ярких впечатлений. Кроме того, Брем снова испытывал сильные головные боли, преследовавшие его после солнечного удара при высадке в Александрии. Юноша пытался уснуть, но., как только он закрывал глаза, перед ним вставал родительский дом, дом пастора в Рентендорфе.
Толчок, треск ломающихся досок и пронзительные крики вывели Брема из полусонного состояния. Барка на полном ходу столкнулась с каким-то другим судном. Брем и барон фон Мюллер бросились на переднюю палубу.
Несколько обнаженных египтян спрыгнули с борта встречного судна, энергичными взмахами поплыли к барке и мгновенно поднялись на нее с разных сторон… Один из пришельцев немедленно встал у руля, остальные с громкими криками наседали на экипаж барки. Впереди выступал рослый египтянин в ярко-красном тюрбане и узкой набедренной повязке: он размахивал правой рукой с зажатым в кулаке металлическим прутом.
Брем и барон, не знавшие местного языка и не понимавшие в чем дело, предположили, что барка подверглась внезапному нападению грабителей.
— На нас напали, барон!
— К оружию! — закричал фон Мюллер.
Кроме них, на барке находилось еще двое европейцев — молодой англичанин и его спутница, тоже молодая красивая француженка. При виде рассвирепевших египтян англичанин попытался было скрыться в каюте, но более храбрая подруга удержала его.
— Смелее, дорогой мой! — крикнула она, схватив англичанина за ворот пиджака, и влепила ему пару увесистых затрещин. После такой встряски англичанин вспомнил о своем рыцарском долге, схватился за оружие и присоединился к обоим немцам.
Переводчик капитана барки, ломая руки, подбежал к европейцам.
— Разбойники, убийцы, нападение! — кричал он во все горло. — Помогите рейсу[1], эффенди[2], иначе мы все погибнем.
Барон вытащил саблю, подскочил к стоявшему у руля обнаженному египтянину и нанес ему сильный удар по голове. С громким всплеском египтянин погрузился в воды Нила. Брем обнажил охотничий нож и бросился на остальных нападавших. Те обратились в бегство, прыгнули в реку, подплыли к своему раненому товарищу, который с трудом держался на воде, и помогли ему добраться до берега, куда к тому времени причалило и их судно.
Экипаж неприятельской барки разразился громкими воинственными криками. Вооружившись ножами и железными прутьями, несколько человек сели в лодку и направились к барке, где находились Брем и барон.