Предисловие
Я в прошлом кинематографист, но работал не в игровом, а в научно-популярном кино. Сейчас мне 84 года. Где-то далеко кипит жизнь. Соратники почти все ушли из жизни… Одиночество и почти полная потеря зрения. Отсюда нередкая стариковская болезнь — воспоминания, второе проживание своей жизни, а, нередко, потребность писать мемуары. Кому это нужно? Старики оправдываются вечной истиной: «Не зная прошлого, не построишь будущего.» Вероятно и я уже впадаю в это состояние «сходящих с ума». Но что поделать, уж очень хочется высказаться, хотя и есть ощущение, что говорю в пустоту…
Родился я 12 февраля (по теперешнему календарю 25 февраля) 1910 года, в Петербурге, на Петроградской стороне, на Большой Монетной улице.
Вскоре после моего рождения, родители переехали в Царское Село (теперь Пушкин). Там мы прожили несколько лет в «доме Урусова» около вокзала, на Широкой улице (потом ул. Ленина).
Жили в достатке. Помню красивую обстановку, полно игрушек, книг, картины на стенах. Об отце я мало что могу сказать, т. к. он умер в 1919 году, когда я был еще мальчишкой. По скупым и редким рассказам матери, знаю, что он был на 10 лет ее старше. Родом из городка Старицы Тверской Губернии, где почти все жители носили фамилию Клушанцевы. Отец окончил Петербургский университет и до женитьбы много лет работал земским врачом, а потом, ко времени моего рождения, перешел на работу в Министерство Торговли и Промышленности. Кем — не знаю. За работу (очевидно в этом Министерстве) получил личное дворянство.
Со мной отец контактировал очень редко. Он всегда был чем-нибудь занят. Видел я его только по вечерам. Иногда он сажал меня к себе на колени, шутил и подбрасывал, изображая, что я скачу верхом на лошади. Мне кажется, что он все-таки очень меня любил.
Мать не работала, вела хозяйство, растила меня. Когда началась война (1914 год) в одном из домов Урусова (Урусов имел группу домов, кирпичных многоэтажных, со всеми удобствами) организовали лазарет для раненых и многие женщины из числа жильцов этих домов стали там работать в качестве «сестер милосердия». В их числе и моя мать.
Примерно в 1915 году мы вернулись обратно в Петроград (так тогда он назывался), снова на Петроградскую сторону, но на Зверинскую улицу. Там, во дворе огромного серого дома, кажется N 31 или 33, у нас была 5-ти комнатная квартира. Большая, просторная. Хорошо ее помню.
Помню частые посещения Зоосада, который был недалеко от нашего дома.
Помню постоянный визг девчонок, доносившийся со стороны «Американских гор», находившихся за Зоосадом. Аттракцион это действительно создавал очень сильные ощущения. Меня катали. Тут все время было страшно. Но это и привлекало. Всегда стояла очередь. Горы были деревянные и потом сгорели. А жаль.
Мне купили трехколесный велосипед. Я ходил с ним кататься на проспект Добролюбова (прежнего названия не помню). Там был хороший ровный асфальтовый тротуар, велосипед на нем не прыгал и можно было разогнаться во всю. В то время тротуары в городе, в основном, были выложены квадратными плитками из известняка (панелями). Лежали они неровно и кататься по ним было неудобно.
Вообще в городе было просторно и тихо. Пешеходов мало, транспорта мало, хулиганья и пьяных, в центре города, во всяком случае, нет. Поэтому меня, пятилетнего, весьма «домашнего» мальчишку, отпускали одного за несколько кварталов от дома, да еще с велосипедом.
С четырех лет я начал читать и писать.
Однажды мать дала мне тетрадь и приказала писать дневник. Я не знал, что писать. Тогда она подсказала: «Вот мы были сегодня в Зоологическом саду и ты капризничал. Напиши, отчего ты капризничал». Я написал «Мы были в Зоологическом саду и я капризничал, потому что хотел пить.» Потом помню еще одну запись: «Сегодня я съел тарелку полезной репы». Но дальше дело не пошло. В этом возрасте дневник вести еще рано. Потом, лет через десять, дневник у меня все-таки появился и я вел его много лет.
Когда в 1917 году произошла революция — жизнь наша резко изменилась. Отец потерял работу, квартира на Зверинской стала нам не по карману. Мы переехали на Васильевский остров, на 12 линию, дом 31, если не ошибаюсь, рядом со Средним проспектом. Новая квартира была трехкомнатной, но во дворе, в полуподвальном помещении. Окна были на уровне земли. Удобств, кроме туалета, никаких. Темно, холодно, неуютно.
Отец стал работать контролером на Мурманской железной дороге, а мать устроилась делопроизводителем в школу Мая на 14 линии. Туда я и пошел в первый класс. Вернее он назывался «приготовительным», а мы, соответственно, «приготовишками». Школа была образцовой, великолепное здание, во всем порядок.
Из занятий мне больше всего запомнились два предмета — Закон Божий и Труд.
На Законе Божьем священник рассказывал про всякие добрые дела и учил молитвам. А на Труде, в прекрасно оборудованной мастерской, нас учили столярному мастерству. Мы научились вполне профессионально пилить доски ленточной пилой, строгать их, соединять шипами. Делать полочки, шкатулки, табуретки и другую бытовую мелочь. Как это мне пригодилось потом!
Вообще в школе были великолепные учителя, старой дореволюционной закалки, умеющие заинтересовать предметом, увлечь. Учителя, которых любишь, которых понимаешь и на всю жизнь запоминаешь.
