Двое шли не оборачиваясь.
Двое наблюдали за ними, притаившись в кустах. Кусты были ненастоящие – из густого игольчатого тумана. Те, которые за ними скрывались, казались, напротив, самыми что ни на есть материальными: плотными и живыми.
А те, которые шли, они, они были какие? Из кустов этого не разглядеть, далеко…
Один из сидящих в кустах – младший – нетерпеливо посмотрел на часы. Часы справа показывали ровно два, часы слева – пятнадцать минут одиннадцатого.
Время и пространство тянулись очень медленно.
Идущие двигались еще медленнее.
Идущие разговаривали. Значит, они тоже были живые? А туман, туман настоящий или нет? Да и туман ли это? Если туман, почему в нем видна какая-то структура, какой-то каркас, что ли…
Ничего не понятно…
– Послушай, какого лешего ты носишь это дурацкое пончо с капюшоном?
Человек, которому был задан этот вопрос, – если только это был человек, конечно! – неопределенно пожал плечами, однако ответил:
– Что на меня нацепили, в том и хожу.
В его голосе не было ни раздражения, ни усталости, ничего. Неопределенный какой-то был голос, без эмоций. Мужской или женский? А может, детский?
– Не, мужской! Пусть будет мужской! – прошептал внук, ныряя поглубже в кусты.
– О’кей, мужской так мужской, – согласился дед.
Незнакомец в пончо – скорее всего, это все-таки был человек – пошел быстрее, и толстячок, задавший вопрос о его наряде, вынужден был засеменить, чтобы успеть попасть след в след, поскольку дорога за решительно топающим вперед незнакомцем как-то внезапно исчезала, растворяясь в пространстве, точнее, в полном отсутствии пространства. Отстать означало раствориться.
– Эй, дед, не слишком страшно?
– Да ладно, в самый раз.
– Ну хорошо.
Было совершенно неясно, куда эти двое идут и зачем. Первый – который в пончо – внезапно остановился. Но не обернулся.
– А чего ты никогда не поворачиваешься? – подозрительно спросил второй.
– Ну у меня это… лица у меня пока нету вот почему! – признался первый.
– Ни фига себе!
– Не ругайся.
– Я не ругаюсь, «фига» – это у них там такое дерево.
– У кого «у них»?
– Ну, у всех, кто не мы, у всех, кто не тут.
– А-а-а…
Человек в пончо – если это был человек – добавил к своему «А-а-а» еще какую-то фразу, но притаившиеся в кустах дед и внук ее не расслышали. Хотя вроде бы громко было произнесено.
– А может, он не по-нашему сказал! – предположил внук.
– Наверное, – немедленно согласился дед. – Мне кажется, это был язык инфилоперов…
– Ух ты! Давай запишем на диктофон!
Но записать не удалось. Во-первых, идущие в тумане больше не проронили ни звука, только толстяк разок шумно вздохнул – запыхался. Во-вторых, они отошли довольно далеко от кустов более плотного тумана, в которых внук мог записать их разговор, воспользовавшись «браслеткой» на левом запястье. И наконец, в-третьих, внука и деда отвлек звонок.
От звонка туман мгновенно растаял, уступив место большому экрану телефона, на котором возникла хлопающая нарощенными ресницами девица:
– Добрый день! Я – корреспондент журнала «Фэн-фан», мы с вами договаривались о небольшом интервью.
– Да-да, помню. Здравствуйте.
– Сейчас вам удобно говорить?
Деду было удобно. Внук вздохнул, укутался в теплый невесомый халат с набивным рисунком в виде волосатых игольчатых кустиков и ушел в другую комнату.
– Мне бы хотелось начать вот с какого вопроса… Ой! – Тут девица запнулась и принялась рыться в блокнотике. – Забыла с какого…
Пока она рылась и смущалась, дед подошел к письменному столу, плеснул в чашку кофе из стоящего тут же кофейника, ткнул в одну из двух кнопок на ручке чашки, сделал глоток…
Тем временем в исчезнувшем тумане толстячок продолжал семенить за стремящимся вперед, в никуда, человеком – если это был человек – в цветастом пончо. В конце концов толстяк не выдержал и взмолился:
– Эй, Мебби! Стой!
– Что такое, Клейн?
– Все. Стоп. Делаем привал. Я больше не могу!
Тот, которого назвали Мебби, остановился. И даже обернулся, откинув капюшон. Синие глаза, темные волосы ежиком, длинный, но не слишком, нос, тонкая верхняя губа, помясистее нижняя. Коричнево-сероватая родинка под левым глазом ближе к виску. Лицо вполне себе человеческое, мужское, не слишком молодое, но и не старое. Симпатичное. Загорелое.
– Ты же говорил, что у тебя нет лица! – удивился тот, которого Мебби назвал Клейном.
– Ну дык это для них нет. Которые в кустах прятались.
– Придурки!
– Почему придурки? Вполне средних способностей субъекты. Правда, старший абсолютно уверен в том, что это он нас придумал…
– Я и говорю – придурок! – Клейн совсем запыхался и теперь отдыхал в позе спортсмена-бегуна, добравшегося до финиша: согнувшись и упершись ладонями в колени.
Мебби неодобрительно покачал головой, глядя на своего спутника. То ли ему не нравилось слово «придурки», то ли плохая физическая форма попутчика. Он скинул с себя пончо, бросил его на воздух. Пончо неожиданно зависло в полуметре от земли, выгнулось, превратившись в подобие кресла.
– Садись, отдыхай, что ли. Будем считать, что мы пришли.
– Упс!!!
– Что – «упс»? Тебе не нравится это место? Оно ничем не хуже любого другого. Можно начать и тут. Я шел потому, что, когда движешься, легче думать.