Среди цветочного сада в широких плетеных креслах сидели двое, наслаждаясь ласковыми теплыми лучами летнего солнца. Мужчина с посеребренными висками и небольшим, уже обозначившимся брюшком, заметно нервничал. Его руки, казалось, жили отдельной жизнью: барабанили пальцами по спинкам, сжимались в кулаки, постукивали по коленям, расстегивали ворот белоснежной рубашки, поправляли складки черных брюк.
В отличие от него, второй мужчина — седой аксакал лет шестидесяти пяти сохранял абсолютную невозмутимость. Он был одет по-домашнему, в простую белую футболку, тонкие брюки такого же цвета и легкие летние тапочки. От фигуры старика веяло спокойствием и уверенностью.
Перед ними на круглом столе стояли два пузатых бокала на тоненьких ножках, наполненных кроваво-красным вином, откупоренная бутылка, тарелочки с нарезанными апельсинами и спелыми гроздьями белого винограда. На крупных плодах прозрачными жемчужинками сверкали в солнечном свете капельки воды, играя всеми цветами радуги.
— Папа, зачем ты разрешаешь общаться Ашоту с этим уголовником и сам постоянно принимаешь его в нашем доме? — раздраженно поинтересовался младший мужчина. — К чему все эти авантюры с перепродажей шмоток? Это плохо закончится. У нас есть своё налаженное дело, мы хорошо зарабатываем, неужели необходимо лезть в эту фарцу? Там быстро можем найти себе неприятностей. А этот урка…. Я ему не доверяю. Заступился за Ашота в тюрьме, спасибо. Надо было денег ему дать и вежливо попрощаться. Не нужен он нам. Я недавно узнал, что они в «Арагви» с грузинами подрались. Слава богу, никто заявлять не стал. Грузины за разбитую посуду заплатили, я потом ещё сотку администратору дал, чтобы всё забыл. А представь, если бы менты явились? Нам бы пришлось снова Ашота отмазывать. Или его бы покалечили? Драку спровоцировал этот уголовник. За девку какую-то заступился.
— Ерванд, тон умерь, — в голосе старика явственно прозвучали стальные нотки. — Не забывай, с отцом разговариваешь.
— Прости, — смешался мужчина в рубашке, — но я действительно за сына волнуюсь.
— Я понимаю, — величественно кивнул аксакал. — Но и ты пойми. Ашот уже не мальчик. Он мужчина и сам вправе выбирать друзей. Что касается драки. Внук мне сам всё рассказал. Эти грузины плохо себя вели. Вот и получили. Что же теперь, я своего внука буду под стеклянным колпаком держать? Повторюсь, он мужчина, и должен уметь постоять за себя. И, кстати, деньги Михаилу я предлагал. Тысячу рублей, ещё на первой встрече. Как благодарность, что помог нашему мальчику в СИЗО. А он отказался.
— Отказался? — поразился Ерванд. — Эти урки за десятку убить готовы. А тут тысячу не взял. Быть такого не может!
— Представь себе, может, — усмехнулся Левон. — Целую речь закатил, сказал, что деньги ему очень нужны, но не возьмёт, потому что считает Ашота другом. Бумажки — тлен, а настоящая дружба — на всю жизнь. Её никакими деньгами не измерить, поэтому Левон-джан заберите ваши бумажки.
— И тебя это не насторожило? — вскинулся мужчина в белой рубашке. — Он же отпетый уголовник, весь в блатных наколках. И тут такие речи ведет, как будто не зек, а Д’Артаньян какой-то. Тьфу.
— Он был искренен, — спокойно ответил патриарх. — Мне уже немало лет, и я за свою долгую жизнь научился разбираться в людях. В тот момент Михаил не врал.
— Допустим, — кивнул Ерванд. — Но ты понимаешь, что все эти авантюры до добра не доведут? У них просто нет опыта и связей, чтобы так работать долгое время.
— Понимаю, — кивнул старейшина. — Поэтому и подстраховываю их, помогаю, чем могу. И вообще, скажу тебе, Ерванд, этот Михаил очень непростой парень. Он мне сказал, что скоро людям разрешат коммерческой деятельностью заниматься, кооперативы свои открывать.
— Да знаю я эти кооперативы, — отмахнулся Ерванд. — Мы же с тобой такую же квартиру Ашоту покупали, кооперативную. Люди или организации объединяются, создают ЖСК, получают деньги в Стройбанке, вносят свои средства на строительство, договариваются с подрядчиками и получают жилплощадь после сдачи дома. В одни руки, строго одну квартиру. Какая же это коммерция? Одно название, да.
— Ты не понял, — невозмутимо пояснил старик. — Я не о квартирах, а о том, что любой человек скоро сможет создать своё предприятие, торговать, шить или делать что-то, а потом продавать. Совершенно законно. И это мне Миша сказал. Говорит, лежал в больнице, когда его подрезали, с отставником гэбэшным, ну тот ему это и сказал. Я проверил, через свои источники в республике и Москве. Точно, готовится, что-то такое. Люди уже работают над законами о кооперации. В верхах принципиальное решение уже принято. Социализму недолго осталось. Будут у нас легальные частные предприятия, а потом и первые официальные миллионеры. Можешь себе представить, насколько ценна эта информация? А ты говоришь, «запрети общаться Ашоту с этим уголовником», да он одними этими сведениями уже большое дело для нас сделал.
— Подожди, так что, мы можем официально работать и расширяться? — оживился Ерванд. — И никакой ОБХСС-ШМСС не прицепится? Это же здорово.
— Да, так должно стать через пару лет, — довольно подтвердил старейшина. — Приготовления к принятию и запуску законов о кооперации идут полным ходом. Я тебе ещё одну интересную вещь скажу. Помнишь, мы с тобой обсуждали сделку по золоту? Там нам неплохой куш светит за посредничество. Я тебя еще попросил всех наших с охотничьим оружием собрать. До поры молчал, но сейчас скажу. Золото продавать Миша с друзьями будут. И у Ашота там доля имеется.
