Удача любит смелых - [3]

— Так они на других тачках приехали, Кащей, — промямлил амбал. — Пацанов на всех дорогах расставил. Местных предупредил, чтобы приглядывали. Баблом зарядил чуток, чтобы резвее бегали. Пообещал лавухи прилично замаксать, если срисуют. Номер «шестерки» дал. А эти фраера на «ниве» и «рафике» приперлись. И чуть другим составом. Кто же знал?

— Кто же знал, что ты у мамы таким шлемазлом вырастешь, — передразнил здоровяка седой. — А на обратном пути что произошло? Ты же рубашку на своей волосатой груди рвал, что нашел отморозков, и они сделают всё как надо. Этим оторванным, даже не западло было погоны мусорские натянуть, чтобы барыг пощипать. И опять облажался.

— Барыги со стволами оказались, — пробубнил Фима. — И вторую машину, пропедалили, лоханулись. Они же везде на «рафике» ездили, шмотки загружали. А «ниву» мы не срисовали. Там бойцы со стволами были, «бобик» протаранили и шмалять начали. Двоих наших положили. Один башку раскроил, пока машина кубарем летела, ещё парочку задело, хорошо, смогли своим ходом свалить. И вообще, не такие уж они и простые. Заправляет там расписной, из сидявых. И корефан его тоже в мастях. Так что может быть и не барыги это вовсе. А братва тертая.

— Не гони беса, — поморщился седой. — Какая, нахрен, братва? Никто из бродяг и воров заниматься этой темой не будет. Снять лавэ с барыг — да, это без базара. Правильная тема. А самим шмотками торговать — зашквар голимый. Если бы пацаны ходили под уважаемыми людьми, общество бы заранее предупредили, попросили бы помочь, встречи с нашими организовать. Да и на общак бы чуток заслали, братву подогрели, как полагается. Дикие это, Фима. И никакие не блатные, даже не серьезные люди с баблом и связями, а мелкие гешефтмахеры.

— Сомневаюсь, Кощей, — вздохнул амбал. — Не такие это простые люди, как тебе кажется. На двух машинах, при стволах. И нас грамотно сделали.

— Знаешь, Фима, чем бордель отличается от бардака? — неожиданно спросил Кащей.

— Нет, — Ефим смутился и замолчал, ожидая продолжения.

— Бордель, Фима, это приличное заведение, где симпатичные и не очень девочки готовы подарить мужчинам немножечко удовольствия в обмен на пару красненьких или зелененьких купюр, — наставительно заявил седой, немного помолчал, налился краской, и рявкнул так, что собеседник испуганно отшатнулся:

— А бардак, это то, чем ты занимаешься. Постоянно срёшь в штаны, а потом ездишь мне по ушам без тормозов, на тему, почему от тебя так противно воняет.

Кащей помолчал и продолжил, уже тоном пониже:

— Твоя мама, тетя Соня, святая женщина, сто двадцать килограмм физической мощи и доброты. Ах, какой вкусной рыбой она торговала на Привозе. Стерлядь, бычки, ставрида. Я всегда пускал слюни, проходя мимо её прилавка. И однажды решил помочь тете Соне избавиться от товара и пораньше уйти домой. Попробовал тихо, чтобы не отвлекать мадам от азартной торговли, взять рыбешку килограмма на три и уйти, как гусары, не прощаясь. Как она влепила мне левой. Летел метра четыре, через прилавки, пугая дедушек, беременных женщин и октябрят. Потом меня несколько минут водой отливали. Твоя маман так испугалась, что сама расплакалась. Я чуть не захлебнулся в этом соленом озере. Думала, убила мальчонку. Потом, растрогалась, вручила мне эту злосчастную рыбу, не к ночи она будь упомянута. Взяла на руки и прямо так с рыбой, прижимая к своей могучей груди шестого размера, отнесла до хаты и вручила отчиму. Он так обалдел, что чуть папиросой не подавился. А я утром глянул на свою синюю рожу и два выбитых зуба, и возблагодарил бога и твою замечательную маман, что она не пустила в ход правую.

К чему говорю? Я тебя, Фимка, знаю давно, с самого детства. Но кабы бы не твоя маман, регулярно подкармливавшая голодного пацана вкусной рыбкой в послевоенные годы, отправил бы тебя на экскурсию в одну сторону до Валиховского переулка[1]. Клянусь твоими отрезанными яйцами.

Ефим побледнел, инстинктивно отшагнул назад, и прикрыл рукой причинное место.

— Не дергайся, — взгляд седого немного потеплел. — Будешь меня слушать ушами, сохранишь свои бейцалы в целости и сохранности. Ну а, если ещё раз офоршмачишься, не взыщи. Даже тетя Соня и мои ностальгические воспоминания о босяцком детстве тебя не спасут. Будешь жрать яичницу из своих причиндал и петь в синагоге фальцетом. Если конечно выживешь. Усёк?

— Усёк, — выдавил Ефим, вытирая подрагивающей ладонью вспотевший лоб.

— Слушай сюда, пока я добрый. Первое. Эти барыги рано или поздно снова объявятся. Их жаба задушит такой гешефт упустить. А страх постепенно проходит, когда перед глазами маячит солидный куш. Не жлобись, подкинь башмалы немного Боксеру из своих, пусть опять маякнёт, когда они возникнут на горизонте. Постарайся о них всё узнать, что можно и что нельзя тоже. Второе. Следующую акцию готовь тщательно, не торопись брать на гоп-стоп. Можешь даже разок отпустить из Одессы. Если будет возможность, отследи их до конца пути. А потом пробей, где гасятся, чем дышат. Судя по номерам «жульки» пацаны из Москвы. Есть у меня там пара авторитетных корефанов из старых бродяг. Я, в свою очередь, их подключу, попрошу пробить этих дерзких, как пуля резких. А ты братву собирай, оружие и машины готовь, операцию продумывай. Держи меня в курсе постоянно. В следующий раз они не должны уйти, все пути отхода надо перекрыть. Но аккуратно, чтобы менты не засуетились, нам лишнее внимание красноперых ни к чему. Есть у меня чуйка, что жирный кусок можем отхватить. Не знаю почему, но есть. А она меня ещё ни разу не подводила.