Виктор Флитвуд в искусстве разбирался настолько, чтобы порой сорвать большой куш. Разбирался он и в людях — настолько, чтобы при случае резать их без ножа. Всю неделю торговля в его галерее в Челси шла вяло. Прохожие нередко останавливались поглазеть на картины, выставленные в витрине, некоторые решались зайти в магазин и прицениться, но продать в итоге удалось лишь одну. Это огорчало. Однако, когда на пороге возникла престарелая леди, он понял — фортуна опять ему благоволит. Неудачи этой недели еще могут окупиться с лихвой.
— Добрый день, — сказал он с приветливой улыбкой.
— О, добрый день, — настороженно откликнулась она. — Мистер Флитвуд?
— Да.
— Мы общались по телефону.
— Ах, так вы должно быть, мисс Плимптон.
— Да-да. Джеральдина Плимптон.
— Рад вас приветствовать, — он протянул ей руку, но она едва дотронулась до нее кончиками пальцев в перчатке. — Вы, стало быть, нашли меня?
— С трудом, мистер Флитвуд. И уж очень далеко идти от метро.
— Я полагал, вы поедете на такси.
— На такси очень дорого.
Эти слова подтвердили его первое впечатление о ней, как о женщине весьма скромного достатка. Джеральдина Плимптон выглядела изящно, но блекло — похоже, ее вещи были куплены слишком давно и носили их слишком часто. Коротко стриженные седые волосы она упрятала под шляпку, из которой торчали остатки страусиного пера.
И ее голос, и манеры говорили о хорошем воспитании. За тонким ароматом лаванды, Виктор Флитвуд безошибочно это чуял, скрывалась благородная нищета.
— Вы, я вижу, принесли картину, — заметил он.
— Да, — она слабо улыбнулась. — Вы позволите, я присяду на минутку? Совсем измучилась, пока несла ее сюда.
— Разумеется, прошу вас, — он любезно придержал стул за спинку, и она с облегчением на него опустилась. — Нет никакой спешки.
— Благодарю вас.
— Вам нужно перевести дух, мисс Плимптон.
— Я не предполагала, что она такая тяжелая.
— О, картины порой бывают на вес золота, — он издал сухой смешок.
Флитвуду было под шестьдесят — высокий, холеный, с превосходной стрижкой и в безупречном костюме. Разглядывая свою посетительницу, он слегка оглаживал бородку. Джеральдина Плимптон явно попала в непривычную обстановку. Она с любопытством осматривалась, широко раскрыв глаза, как ребенок, который впервые пришел в зоопарк.
— Сколько же у вас картин!
— Я думаю, чем больше выбор, тем лучше.
— У вас, я смотрю, в основном пейзажи.
— Это мой конек.
— А почему на них цена не указана?
— Я против идеи наклеивать ярлыки, — чуть снисходительно пояснил он. — Это храм искусства, а не супермаркет. Я продаю мастерство, мисс Плимптон, а его стоимость не так легко определить. Цена на все, что вы здесь видите, весьма относительна. Это оставляет простор для прений или, иначе сказать, для торга. Истинная цена картины — та, которую готов заплатить покупатель. Поэтому работа в мире искусства столь захватывающа.
— Вот как?
— Именно так, мисс Плимптон. А еще потому, что никогда не знаешь, кто следующим переступит твой порог. И, когда ты менее всего этого ждешь, утраченный шедевр старого мастера может неожиданно свалиться на тебя, что называется, прямо с небес.
Он многозначительно посмотрел на картину, которая лежала у нее на коленях. Старательно упакованную в коричневую оберточную бумагу и перехваченную розовой ленточкой с затейливым бантиком. Она огладила рамку хозяйским жестом, словно сомневалась, готова ли расстаться со своим сокровищем.
Флитвуд намекающе продолжал:
— По телефону вы упомянули Рагби.
— Верно, мистер Флитвуд. Мэттью Рагби. Он, как мне говорили, был знаменит в свое время. Его называли эдвардианским Констеблем.
— Я всегда считал, что это определение несправедливо. Сходство между ними есть, несомненно, но Рагби отнюдь не был просто подражателем Джона Констебля. У него был свой стиль и свой подход. Его гений самобытен.
— Эдгар всегда так говорил.
— Эдгар?
— Мой брат, — сказала она. — Картина раньше принадлежала ему.
— Раньше? — уточнил он.
Она печально кивнула.
— Эдгар скончался в прошлом году. Он все оставил нам — Люсинде и мне. Люсинда моя младшая сестра. Мы живем вместе. — Она тяжело вздохнула. — Боюсь, впрочем, что оставлять было особенно нечего. Эдгар был небогат. Но он прекрасно понимал, что к чему, когда речь шла об искусстве. Рагби он купил на аукционе почти сорок лет назад и отказывался с ним расстаться даже в самые трудные времена. По его словам, с тех пор цена картины выросла, наверно, в десять раз.
— По меньшей мере, мисс Плимптон. Если это подлинник.
— Никаких сомнений. Эдгару я безусловно доверяю.
— Он был экспертом в области искусства?
— Нет, мистер Флитвуд. Он был налоговым инспектором.
— Так говорите, картина была куплена на аукционе?
— Да, — подтвердила она и поставила ее сбоку от своего стула, чтобы иметь возможность порыться в сумочке. — У меня даже квитанция где-то есть. Эдгар никогда ничего не выкидывал. Налоговые инспектора знают, как важны квитанции.
— Истинно так.
— Она точно где-то здесь.
— Пока вы ее ищете, не возражаете, если я взгляну на саму картину? Я в некотором смысле специалист по Мэттью Рагби. Мне не требуется много времени, чтобы удостовериться в ее подлинности.
![Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/storage/book-covers/3e/3ebeda91ab92b7d4644d5655327e5705c5f8df82.jpg)
